Ваал. Неисповедимый путь

— Я смотрю на это снова и снова, — сказал толстяк, — и надеюсь, что вижу правду. Если это так, то ты единственный человек на Земле, который может сделать для меня то, что я хочу. — Он повернулся к Уэйну. — Мой бизнес — комплексный, требующий много внимания. Я владею компаниями от Лос-Анджелеса до Нью-Йорка плюс компании в других странах. Для управления ими я пользуюсь телефоном. Люди делают все, чтобы стать ближе ко мне. Однако мне пятьдесят пять лет, мне везде мерещатся болезни, и я чувствую, что дела ускользают у меня из рук. Я не хочу, чтобы это произошло, Уэйн. Я перенесусь в Рай или в Ад, оставив дела такими, как они есть. — Его черные глаза загорелись. — Я хочу отвести от себя смерть.

Уэйн смотрел на свои руки, лежащие на коленях. Голос Крипсина эхом отдавался в его голове, будто он сидел в огромном кафедральном соборе. Юноша вспомнил, как отец говорил ему, чтобы он хорошенько прислушивался к тому, что говорит ему мистер Крипсин — мудрый справедливый человек.

Крипсин положил руку на плечо Уэйна.

— Я рассказал тебе о своем страхе. Теперь расскажи мне о своем.

Уэйн стал рассказывать — поначалу нерешительно, а потом разговорился и высказал все, что лежало у него на душе, зная, что мистер Крипсин его поймет. Он рассказал о Рамоне Крикмор и ее сыне, о том, как она прокляла их с отцом и пожелала отцу скорой смерти. О смерти и воскресении своего отца, о том, как Крикмор стала насылать на него кошмары и как он не может забыть ее лицо и лицо ее сына-демона.

— Из-за нее... у меня болит голова, — объяснил Уэйн. — А теперь этот парень... Иногда я вижу его глаза. Он смотрит на меня так... словно думает, что он лучше меня...

Крипсин кивнул.

— Ты позволишь мне сделать для тебя хорошее дело, Уэйн?

— Да, сэр, конечно.

— Ты чувствуешь себя удобно и комфортабельно в моем доме? Я помогал тебе заснуть и все забыть?

— Да, сэр. Я чувствую... что вы верите мне. Вы слушали меня и вы поняли. Другие... смеялись надо мной, как тогда, около «Тауэра»...

— Тауэра? — переспросил Крипсин. Уэйн не ответил. — Я хочу, чтобы ты доверял мне, сынок. Я положу конец твоим страхам. Это очень просто. Но... если я помогу тебе, то попрошу кое-что взамен. Я должен удостовериться в твоей искренности. Понимаешь?

Пилюли заработали. Комната начала медленно вращаться, все цвета перемешались в длинную радугу.

— Да, сэр, — прошептал Уэйн. — Крикморы должны гореть в адском пламени навечно. Навечно.

— Я могу для тебя послать их в Ад. — Крипсин склонился над Уэйном, сжав его плечо. — Я попрошу мистера Найлза позаботиться об этом. Он религиозный человек.

— Мистер Найлз — мой друг, — сказал Уэйн. — Он приходит по ночам и разговаривает со мной. Он приносит мне перед сном стакан апельсинового сока... — Уэйн заморгал и попытался зафиксировать взгляд на лице Крипсина. — Мне... нужно немного волос колдуньи. Я хочу подержать их в руках...

Огромное белое лицо улыбнулось.

— Это просто, — прошептало оно.

49

Бабье лето сильно затянулось. Синий вечерний свет догорал, желтые листья шелестели на деревьях и, падая, шуршали по крыше дома.

По мере приближения темноты Рамона все больше и больше выкручивала фитили ламп, стоящих в передней. В камине горел слабый огонек, и она придвинула свой стул поближе, чтобы согреться; она следовала традиции чокто, заключающейся в том, чтобы разводить маленький огонь и садиться к нему поближе в отличие от традиций белых людей, которые разводят огромный костер и становятся как можно дальше. Рядом с ней на столе горела керосиновая лампа с металлическим отражателем. Она давала достаточно света, чтобы Рамона могла в третий раз перечитать письмо, полученное сегодня от Билли. Оно было написано на листочке, вырванном из тетради, но на конверте, в левом нижнем углу, красивыми черными буквами было напечатано название института Хиллберна и его адрес. Билли жил в Чикаго уже почти три недели, и это было второе его письмо. Юноша описывал, что он видел в городе, в институте Хиллберна. Писал, что он много разговаривал с доктором Мэри Хиллберн и другими докторами, работающими с добровольцами. Что он познакомился с другими испытуемыми, но большинство из них оказались неразговорчивыми и замкнутыми людьми. Мистер Перлмен, миссис Бреннон, пуэрториканка Анита, заросший хиппи Брайан — все они экспериментировали с тем, что доктор Хиллберн называла «тета-агентами» или «бестелесными существами». Билли также упомянул о девушке по имени Бонни Хейли; он писал, что она очень симпатичная, но держится в стороне, и он видит ее очень редко.