В зоне риска. Интервью 2014-2020

– В своё время вы написали повесть «Работа над ошибками», в которой рассказали о судьбе журналиста, случайно ставшего учителем. Что вам самому наиболее ярко запомнилось из школьной и университетской жизни?

– Воспоминания о школе, о моём учительстве есть почти во всех моих романах. Кстати, в стихах и пьесах тоже. Сейчас на моём столе начало книги о советском детстве. Школа там – главное место действия, а учителя и ученики – главные герои. Мне хочется написать правду о советском детстве. Когда я читаю сочинения на эту тему той же Улицкой, у меня возникает ощущение, будто мы росли в разных странах. Причём в моём заводском общежитии и в моей простой московской школе всё обстояло гораздо благополучнее, чем в её околонаучной среде и в её спецшколе. Это какое-то странное свойство выходцев из послереволюционной интеллигенции, – всё видеть хуже, чем было на самом деле, и ощущать себя вечной жертвой вмещающей страны. Надеюсь, моя версия советского детства будет читателям ближе. Две новеллы мной уже написаны. Остальное пока, как говаривали в докомпьютерную пору, в чернильнице…

«Учительская газета», декабрь 2017 г.

2018

Замороженный Люцифер

– Юрий Михайлович, я читала ваши произведения, которые в том числе публиковали в журнале «Юность». Герои, которые были старше меня, казались мне близкими людьми, хорошими знакомыми. Как вы понимаете – что такое современность, современник? Сегодня мы часто употребляем термин «современный», зачастую не понимая его истинного смысла. Я задаю этот вопрос, потому что в своих публикациях, выступлениях вы затрагиваете темы «современной драматургии» и «современной литературы».

– На самом деле, всё достаточно просто, если специально не запутывать вопрос. В искусстве современно то, что связано со своим временем, выражает, отражает, запечатлевает его. Но нас упорно ведут к тому, что «современное искусство» обязательно связано с эпатажным экспериментом, даже если он устарел ещё полвека назад. По-моему, куда современнее читаемый реалистический роман или востребованная зрителями пьеса о наших днях. Нас называют традиционалистами. А почему? Непонятно. Тот же авангард давно оброс традициями и эпигонам, как пень опятами. Хотя есть у меня одно подозрение: талант в искусстве – большая редкость, чаще, в основном мы имеем дело с претенциозной посредственностью. Так вот, в чаду заёмной новизны гораздо легче спрятать бездарность и неумелость. «Современное» искусство – это, по сути, всемирная барахолка, гомонящий привоз секонд-хенда. И когда ты приносишь по-настоящему новую вещь, на тебя смотрят как на врага.

– Мало кому из писателей удаётся быть и хорошим драматургом, и хорошим прозаиком. Маркес считал себя плохим драматургом. Достоевский вообще не написал ни одной пьесы. По поводу драматургии Льва Толстого до сих пор идут яростные споры. Если вы посмотрите на своё творчество со стороны, на первое место поставите пьесы или прозу? Вопрос связан с обвинением в ваш адрес некоторых деятелей театра, что вы якобы – слабый драматург.