В зоне риска. Интервью 2014-2020

– Приходится следить. У меня, как у бывшего поэта, немало неприличных стихов, которые я читаю в узком кругу. Если я прочту их на публике, да ещё прицепив что-нибудь к голой заднице, просмотров, думаю, тоже будет немало. Но какое отношение это имеет к искусству? Балаган на рыночной площади во времена Шекспира собирал гораздо больше зрителей, чем театр «Глобус», но история почему-то не сохранила имён бородатых женщин и популярных матершинников той эпохи.

– Вы с семьёй живёте в знаменитом писательском поселке «Переделкино». При этом, известно, что в настоящий момент там царит, не побоюсь этого слова, полная разруха. Что это для вас – удобное место для проживания или скорее связь с традициями русской литературы ушедшего века?

– Переделкино – это судьба. Но временами я жалею, что поселился именно здесь: уж больно много скандалов, склок, состязания амбиций и вожделений вокруг этого литературного места. Но переезжать поздновато…

– Вас называют, в том числе и в огромном томе биографии, вышедшем в серии ЖЗЛ «последним советским писателем». Что, на ваш взгляд, вкладывается в это определение и согласны ли вы с ним?

– «Последним советским писателем» назвал меня покойный Сергей Михалков, причём надо знать контекст. Он позвонил в военную цензуру, чтобы походатайствовать за мою запрещённую повесть «Сто дней до приказа», а ему возмущённо ответили: «Зачем вы просите за этого антисоветчика?» Михалков ответил: «Вы с ума сошли! Он не только не антисоветчик, он, может быть, вообще последний советский писатель!» Так оно, пожалуй, и есть…

– Ваши книги выдерживают огромное количество изданий, на многочисленных встречах с вами всегда немало публики. Кто все эти люди? Удалось ли вам определить свою «целевую аудиторию»? Представляете ли в процессе работы портрет «идеального» читателя?

– Я долго считал, что мои читатели – это мои сверстники, ну, может быть, ещё и смежные поколения. Однако в последнее время я всё чаще вижу на встречах и автограф-сессиях молодёжь. Одного юношу, протянувшего на подпись давнюю мою повесть «ЧП районного масштаба», я предостерёг: «Вы ошиблись. Это про комсомол. Вам будет не интересно…» А он ответил: «Нет, не ошибся, мне как раз интересно именно про комсомол и про ту эпоху!»

– В своей книге эссе «По ту сторону вдохновения» вы немало полемизируете с коллегами по перу. Кроме того, вы даёте весьма нелицеприятные оценки литературному премиальному процессу. С чем, на ваш взгляд, связан этот конфликт? Представить вас в числе победителей «Большой книги» или «Русского Букера» невозможно. Не обидно?

– Я пишу для людей, а они для конкурсных и премиальных жюри, меня волнует место в сердцах и умах современников, а их – строчка в длинном или коротком списке. Они играют в литературу, а это совсем не игра. Впрочем, цена этому заблуждения – забвение. Кто был лауреатом «Большой книги» в позапрошлом году? Наверняка не помните. То-то и оно…

– Не так давно стало известно об открытии вашей литературной студии в родном для вас Московском государственном областном педагогическом университете. Насколько активно вы лично планируете участвовать в её работе, и каких результатов ожидаете? Видите ли вы среди молодых писателей продолжателей литературных традиций, в которых работаете сами?

– Совсем не случайно эти курсы мы организовали при педагогическом университете. Наверное, больше всего хороших писателей вышло из учителей и врачей. Но мы приглашаем на наши курсы всех, кто хочет попробовать себя в литературе.