"В" - значит вторжение

— Он пытался уговорить ее разрешить навещать их под присмотром, но она отказалась. Он делал все, что мог, чтобы исправиться, включая одно дельце с очень неприятными джентльменами.

— Что это значит?

Тиа наклонила голову и сделала жест, призывающий меня наклонится ближе, как будто то, что она собиралась сказать, было очень личным. Я наклонилась и разрешила ей шептать мне на ухо. Могу поклясться, что чувствовала ее дыхание на своей шее.

— В Сан-Франциско есть дом, где заботятся о таких парнях, как он. Гнусное местечко.

— Я не понимаю.

— Кастрация.

Ее губы сжались. Мелвин смотрел на нее с интересом, его лицо ничего не выражало.

— Вроде больницы?

— Нет, нет. Это частная резиденция, где подпольно делаются определенные операции. Это не лицензированные врачи, просто люди с инструментами и оборудованием, которым нравится резать и зашивать, освобождая других парней от их нужд.

— Мелвин пошел на это добровольно?

— С этим надо было покончить. Он хотел контролировать свои импульсы, вместо того, чтобы они контролировали его.

— Это сработало?

— В целом. Его либидо уменьшилось почти до нуля, а те желания, которые остались, он может преодолеть. Он не пьет и не употребляет наркотики, потому что не может предсказать, какие демоны появятся. Ты и понятия не имеешь. Со Злыми невозможно договориться. Когда они поднимаются, они овладевают всем. Трезвый, он добрая душа.

Но свою дочь он никогда в этом не убедит.

— У нее каменное сердце, — сказал Мелвин.

Тиа повернулась к нему.

— Молчи. Ты же знаешь. Она мать. Ее главная работа — защищать своих детей.

Я обратилась к Мелвину.

— Разве вы не обязаны регистрироваться? Я звонила в отдел досрочного освобождения, и они о вас не слышали.

— Я регистрировался там, где я был.

— Если вы переезжаете, вы должны зарегистрироваться на новом месте.

Тиа вмешалась.

— Технически, да, милая, но я скажу тебе, как это бывает. Люди узнают, в чем он обвинялся.

Когда они узнают, идет шепот, а потом разъяренные родители маршируют возле его дома с плакатами. А потом появляются журналисты, и он больше никогда не знает покоя.

— Это не о нем. Это о детях, которых он обидел. Они никогда не избавятся от этого проклятия.

Мелвин прокашлялся.

— Я прошу прощения за прошлое. Я признаю, что делал разные вещи, и со мной делали…

Тиа снова вмешалась.

— Это правда. Все, что он хочет, это смотреть за малышами и охранять их. Что в этом плохого?

— Он не должен вступать в контакт. Он не должен быть ближе, чем тысячу метров от маленьких детей. Ни школ, ни детских площадок. Он знает об этом.

— Все, что он делает, это смотрит. Он знает, что трогать их нельзя, так что больше этого не делает.

Я посмотрела на Мелвина.

— Зачем рисковать? Вы, как бросивший пить алкоголик, который работает в баре. Соблазн перед вами. И настанет день, когда это будет слишком.

— Я говорила ему это сто раз, милая, но он не может удержаться.

Я больше не могла это слушать.

— Можем мы обсудить ваши показания? У вас должны быть вопросы.

Внимание Мелвина сосредоточилось на тостере.

— Если я соглашусь, что помешает адвокату противоположной стороны атаковать меня? Разве они не так поступают? Вы говорите что-нибудь, что им не понравится, и они обратят это против вас. Докажут, что вы презренный преступник, и никто не должен верить ни одному вашему слову.

Я подумала о Хетти Баквальд.

— Возможно. Я не буду вас обманывать. С другой стороны, если вы не явитесь, вас обвинят в нарушении постановления суда.

Тиа подпрыгивала вверх-вниз.

— Ой, ради бога. Ты думаешь, ему не наплевать?

— Ты не можешь его уговорить?

— Оставь человека в покое. Он уже достаточно заплатил.

Я подождала, но никто больше не сказал ни слова. Больше я ничего не могла сделать. Оставила бумаги на стойке и вышла через главный вход.

Наверное, чтобы сделать день совершенно идеальным, когда я вернулась в офис, мне позвонила Мелани Оберлин.

— Кинси, что, черт возьми, происходит? Солана сказала, что ей пришлось получить на вас запретительное постановление.

— Спасибо, Мелани. Я ценю вашу поддержку. Не хотите послушать мою версию событий?

— Не особенно. Она сказала, что вы пожаловались на нее в окружные органы, но они нашли жалобу необоснованной.

— Она упоминала, что женщина по имени Кристина Тасинато назначена опекуном Гаса?

— Его кем?

— Я предполагаю, что вы знаете термин.

— Да, но зачем кому-то это делать?

— Лучший вопрос, кто такая Кристина Тасинато?

— Ладно. Кто она?

— Она и женщина, которую мы знаем как Солану Рохас — одно и то же лицо. Она занята тем, чтобы заграбастать каждый цент, который у него есть. Подождите секунду, я проверю свои записи и дам вам точные цифры. Вот. Она представила суду счета на 8726, 73 за уход за Гасом. Это включает оплату услуг ее полоумного сына, который изображает помощника, а сам спит целыми днями. Там еще счет от ее адвоката, за «профессиональные услуги» на 6227,47 долларов.

Последовал чудесный момент молчания.

— Они могут это сделать?

— Детка, не хочу быть циничной, но смысл в том, чтобы помогать старикам с большими сбережениями. Зачем идти в опекуны к тому, кто живет на одну пенсию?

— Меня от этого тошнит.

— Так и должно быть.