Однако нелегко было Мирьям справляться с этим невежественным народом. Женщины еще слушали ее слова утешения, и те, которые были больны, принимали из ее рук лекарство, но мужчины, большая часть которых выросла под палками надзорщиков, не знали ни стыда, ни совести. Они положительно одичали, как по внешности, так и в нравственном отношении. Когда они узнали, кто такая Мирьям, то осыпали ее упреками, говоря, что ее братья увлекли их и, вырвав из довольно сносного положения в Египте, теперь повергли их в самое ужасное состояние; пророчица, слыша проклятия и брань и глядя на эти обросшие курчавые головы и страшные черные глаза, невольно содрогнулась. Однако ей удалось пересилить свой страх, и она отошла от этих людей, не имевших уважения даже к женщине.
Теперь она хорошо поняла, что означало предостережение, сказанное ей таинственным голосом, когда она спала под сикоморой, и у одра молодой, умирающей матери она подняла руки к небу и стала молиться, прося помощи у Всевышнего, чтобы Он послал ей силу для борьбы с малодушием и упорством этих людей, которые сами себя губят. Они не понимали, что для них наступил час освобождения и что Бог ведет их к счастливой цели.
Между тем лекарства Мирьям помогли больной, и пророчица, исполненная надежды на Бога, вышла из палатки, желая отыскать своих братьев.
В стане евреев мало что изменилось, и опять ей пришлось видеть такие вещи, которые приводили ее в ужас, и она даже пожалела, что взяла Мильху с собою.
Некоторые из бывших рабочих вздумали украсть у других несколько штук скота и съестные припасы, но были пойманы и повешены на пальме, а вороны, следившие за еврейским полчищем, слетелись на добычу.
Никто не знал, кто был судьею и исполнителем приговора, но хозяева украденного, принимавшие участие в этом деле, находили, что с виновными было поступлено совершенно справедливо.
Быстро шла Мирьям, увлекая за собою дрожащую молодую женщину, и передала Мильху ее дяде Нагезону, чтобы тот отвел ее домой. Этот последний только что расстался с человеком, считавшимся, так же, как и он сам, вождем колена Иудина. То был Гур, который во главе пастухов сделал первое нападение на египетский отряд; старик с гордостью подвел к Мирьям своего сына и внука, оба последние состояли золотых дел мастерами в Мемфисе и находились на службе у фараона. Сын Гура был очень искусным мастером, его прозвали Ури, что означало по-египетски «великий», а его сына — Бецалеелем, потому что он, хотя едва вышел из юношеского возраста, но со временем мог превзойти в искусстве своего отца.
Гур совершенно справедливо гордился своим сыном и внуком, потому что оба они, несмотря на блестящую будущность, предстоявшую им в Египте, оставили в Мемфисе все, что им было дорого, и последовали за посланным отца, желая присоединиться к своим единоплеменникам и разделить с ними их неизвестную судьбу.
Мирьям горячо приветствовала новоприбывших; эти люди, как представители трех поколений, действительно внушали к себе полное уважение всякого здравомыслящего человека.
Дед уже доживал шестой десяток, и в его волосах, бывших когда-то черными, как смоль, давно показалась заметная седина, но он держался прямо, а правильные черты его лица выражали непоколебимую энергию и решительность, вследствие которой и сын и внук не осмеливались никогда ослушаться его воли.
Ури также был еще красивый и стройный мужчина, а Бецалеель — миловидный юноша с таким же решительным выражением лица, как у деда. Новоприбывшие, поговорив с Мирьям, отправились к своему прадеду Халеву. Пророчица от души пожелала им всякого благополучия, хорошо зная, что эти люди принадлежат к лучшим друзьям ее братьев.
Гур взял Мирьям за руку и воскликнул:
— Да, они добры и послушны. Господь хранит их и удостоил меня дождаться этого радостного дня. Теперь от тебя одной зависит довершить мое счастье. Ты, вероятно, заметила, что я давно следил за тобою и оценил тебя по достоинству. Я работаю для народа как мужчина, а ты — как женщина, и поэтому мы связаны с тобою тесным союзом. Но этого мало; я желал бы еще теснее закрепить его; но так как твоих родителей уже нет на свете и я не могу предложить им за тебя выкуп, то я обращаюсь прямо к тебе. Прежде чем ты мне ответишь «да» или «нет», скажу тебе, что мой сын и внук с радостью признают тебя, как главу нашего дома, если ты и твои братья позволят мне явиться к тебе в качестве жениха.
Это сватовство крайне поразило Мирьям. Она уважала этого человека, но была далеко от мысли сделаться его женою.
Мирьям ждала другого и тосковала по нем, но все же ей не хотелось огорчать Гура. Несколько минут она стояла безмолвно, затем грустно покачала головою.
Но этот энергичный человек, старейшина своего колена, не мог так легко отказаться от намеченной им цели, — немой отказ девушки не испугал его, и он снова заговорил:
— Не разрушай в одно мгновение то, о чем я обдумывал целый год! Быть может, тебя пугают мои годы?
Мирьям снова покачала головою, а Гур продолжал: