По дороге долго еще носилась пыль, но на лугу она мало-помалу улеглась, так что при лучах восходящего солнца можно было различить фигуры мужчин, женщин, детей, быков и ослов, овец и коз, а вскоре на лугу, перед домами Амминадава стали появляться палатки и загородки для стад; вколачивались столбы, на них укреплялись навесы для защиты от солнечных лучей, коровы привязывались на веревках; быков и овец вели на водопой, и, наконец, потянулся, с кувшинами на головах, целый ряд женщин, идущих за водою к колодцу, что был за домом Амминадава, или к ближнему протоку.
Прошел почти целый час, пока вся масса народа достигла места, назначенного для привала; Амминадав с кровли своего дома следил за приближающимися единоплеменниками, но так как старик не обладал зоркими глазами, то Мирьям рассказывала ему обо всем, что происходило внизу; но впрочем, нет, не обо всем она могла сообщить ему: внизу делалось иногда то, от чего она отвернулась бы с удовольствием; рассказывать же об этом старику она не хотела, не желая омрачать его светлых надежд.
Мирьям, как мы уже сказали, обладала даром видеть незримое для прочих и слышать то, что не достигало до слуха других. Так, те слова, которые она послала передать Осии, ей были сказаны незримыми устами, когда она сидела под сикоморою и думала о человеке, которого любила с самого детства — и вот точно так же и теперь, когда она между полуночью и рассветом опять сидела под старым деревом и от утомления заснула, то слышала во сне тот же голос; но, когда проснулась, забыла, о чем именно говорил этот голос, знала только, что он звучал грустно и уныло.
Правда, это предостережение, хотя и было как-то неясно, но все же оно ее крайне напугало, а крик, доносившийся со стороны луга, не был криком радости, он скорее походил на боевой призыв разъяренных необузданных людей, которые с враждебными намерениями явились сюда, а вовсе не для того, чтобы отдохнуть и напоить скот.
Гнев, разочарование, отчаяние звучали в этом возгласе и, когда Мирьям стала пристальнее всматриваться в то место, откуда слышался этот крик, то увидела положенный на куске полотна от палатки труп женщины, который несли рабочие, и бледного умирающего новорожденного; малютку держал на руках полунагой мужчина, его отец, и грозил кулаком свободною левою рукою в ту сторону, где стояли братья Мирьям. Вскоре она увидела, как какой-то седой бородач, сгорбленный от непосильных трудов, поднял руку на Моисея и хотел было ударить его, но близ стоявшие люди повалили его самого на землю.
Тогда Мирьям больше не выдержала и поспешила в лагерь, тяжело дыша от волнения. Мильха последовала за нею; попадавшиеся обеим женщинам по пути жители Суккота почтительно кланялись; но те, которые их не знали, также давали им дорогу, потому что высокая, полная достоинства фигура пророчицы внушала всем невольное уважение к ней, а те, к которым она обращалась с вопросами, отвечали ей без всяких отговорок.
Мирьям, действительно, пришлось узнать ужасные, потрясающие душу новости: евреи выступили из Таниса весьма охотно, с полной надеждой на счастливую будущность, но на второй день они опять упали духом и тоска снова вселилась в их малодушные сердца. Степной ветер имел дурное влияние даже на здоровых людей; жена рабочего и ее новорожденный, точно так же, как и другие родильницы, вследствие пыли и сильного зноя, заболели лихорадкой, затем ей указали на несших покойников людей, которые приближались к еврейскому кладбищу в Суккоте. Умирали не только женщины и дети или слабые, которых уносили больными, чтобы не оставлять в Египте, но не выдерживали и крепкие мужчины, бывшие с утра еще совершенно здоровыми, но теперь, вследствие полной беззаботности, они плелись под жгучими лучами солнца, глотая пыль, и к вечеру заболевали.
В одной из палаток, где несчастную родильницу мучила сильная лихорадка, Мирьям попросила Мильху принести ящик с лекарствами; молодая женщина с удовольствием исполнила возложенное на нее поручение; дорогою, пробираясь в толпе, она стала расспрашивать о своем муже, но никто не мог ей сказать ничего положительного. Мирьям же узнала от Нуна, что, оставленный в Египте его вольноотпущенник Элиав сообщил своему бывшему господину о желании Осии следовать за своим народом. Она также узнала, что раненый Ефрем нашел пристанище в палатке своего дяди.
Уж не сильно ли заболел мальчик? Что же другое могло задержать Осию в Египте? Эти вопросы причиняли большое беспокойство Мирьям, но она не падала духом, а сама утешала других и подавала помощь больным. Старый Нун ласково приветствовал пророчицу, и это доставило ей большую радость; он привлек Мирьям к себе и отечески поцеловал ее в лоб, а она сообщила ему, что его сын с той поры будет называться «Иисусом Навином» и сделается вождем народа.