В заповедной глуши

— Пойдёшь на запад. Сориентируешься по карте. Если возьмёшь темп, то через неделю выйдешь к белорусской границе в районе Витебска. Границу переходи в стороне от КПП. Там её и нет, в сущности. В Белоруссии тебя тоже могут искать, но вряд ли. И всё-таки не расслабляйся. Ни в коем случае не расслабляйся! Понял, сынок?!

— Понял… — онемевшими губами прошептал Валька.

— Ты пойдёшь на озеро Нарочь. Там есть кордон Свясьцы. Лесника зовут Ельжевский. Ельжевский Михал Святославич. Михал — ударение на первом слоге, это имя, а не сокращение… Когда придёшь на кордон, просто попросись ночевать, а потом скажи ему — если будет не один, выбери момент, чтобы с глазу на глаз — скажи: "Все мы дети одной матери, — а он тебе ответит: — И руки у нас чисты." Ты будешь жить у него и делать всё, что он скажет. Он не подведёт — скорей, небо рухнет.

— Оно рухнуло… — прошептал Валька. — Папа, папочка… а как же мама?!. Что с вами будет?!

— Не знаю, — честно ответил мужчина. Встал, поднял сына, стиснув его плечи. — Если случится… самое страшное…

— Нет! — вскрикнул Валька, его лицо исказилось. — Нет, нет, нет!

— Если случится самое страшное, — беспощадно продолжал Сергей Степанович, — ты должен поклясться мне, что никогда, ни при каких обстоятельствах, не простишь тех, кто разрушил нашу жизнь и нашу страну. Ты можешь простить наших убийц. Но тех, кто их направлял, ты не имеешь права прощать. Ты должен поклясться мне, что станешь мстить. Любым оружием и любым способом. До своей смерти. Ты клянёшься мне в этом? Помни: может быть, мы видимся в последний раз. И не смей плакать, Валентин.

— Я не плачу, — мальчик сжал зубы так, что заскрипела отставшая эмаль. Вскинул глаза на отца. — Я не плачу и не буду плакать. Я всё запомнил… папа, я хочу остаться с вами! — вырвалось у него с такой мукой, что Сергей Степанович беспомощно пошатнулся. — Я не знаю… давай поедем домой, возьмём пистолеты и попробуем уйти вместе… или просто станем отбиваться, пусть даже умрём, но только вместе, я прошу, папочка!

Сергей Степанович покачал головой:

— Если мы это сделаем — то мы признаем свою вину. И тогда вместе с нами пострадают десятки тех, кто сейчас может избежать ареста. Я отвечаю за этих людей… А бежать не удастся. Дом под наблюдением… и Ирину я не оставлю.

— А я?! — выкрикнул мальчик. — Я…

— Пойми, нам будет легче, в тысячу раз легче, маме и мне, если мы будем знать, что ты — не в их руках, — тихо сказал Сергей Степанович. — Пойми и прости нас.