В закрытом гарнизоне-2

Мы угощаем собак сахаром, они с достоинством хрустят, потом метят ближайший сугроб и трусят в сторону базы.

– Пошли заступать на вахту! – смеемся мы, и снова беремся за лопаты.

К полудню площадь принимает свой первозданный вид, по ее периметру высятся горы снега, и мы сдаем орудия труда техничке ДОФа.

– Так, десять минут перекур, а потом на обед, – смотрит лейтенант на наручные часы и все дымят сигаретами.

Чуть позже, весело переругиваясь и толкаясь, мы строимся в колонну, слышится команда «шагом марш!» и сапоги гремят по брусчатке.

– Шире шаг! – приплясывает сбоку Жора, и мы поддаем ходу.

Метель давно кончилась, небо просветлело и окружающая панорама впечатляет.

Справа, за поселком, сливаясь с горизонтом, высятся заснеженные гряды сопок, слева, внизу, морозно парит залив, с застывшими на нем утюгами ракетоносцев, а вдоль берега замерзшего в низине озера, серебрятся инеем заснеженные кустарники.

– Красиво, – пускает морозные клубы пара изо рта, шагающий рядом Серега Чибисов. – Словно в сказке.

Через полчаса, разгоряченные ходьбой, мы подходим к высящемуся на сопке камбузу, взбираемся наверх по широкому деревянному трапу и одними из первых вливаемся в широко распахнутые двери.

В просторных залах, на длинных, рассчитанных на десятерых столах, уже матово отсвечивают пирамиды алюминиевых мисок, стоят исходящие паром бачки и чайники с компотом, а также причитающиеся подплаву деликатесы.

Мы с шумом занимаем свои четыре, рассаживаемся по скамьям и обнаруживаем, что вместо хлеба, на столах сухари. Ржаные, величиной с ладонь.

– Что за хрень? – бурчит Витька Кругляк, берет один и вертит перед глазами.

Мы делаем то же самое, недоуменно вертим башками и начинаем возмущаться.

– Эй, боец! – хватает Жора за локоть пробегающего рядом «нарядчика». – А где хлеб? И тычет тому в нос сухарем.

– Нету, – бубнит моряк. – Выдали, что дали.

– А нам по барабану, – гудим мы. – Тащи хлеба!

На шум появляется дежурный по камбузу и разъясняет, что в гарнизоне сломалась пекарня и пока придется обходиться сухарями.

– Так они ж каменные, во! – орет здоровенный Саня Кондратьев и молотит одним по столу. Крышка трясется, но сухарь цел.

– Щас, – ухмыляется мичман и машет кому-то рукой.

Через минуту у стола возникает еще один нарядчик и брякает на стол молоток. Новенький, судя по всему из «ЗИПа».

– А теперь вот так, – гудит мичман и крушит им отобранный у Сани сухарь. – Ну, а теперь кидайте их в миски, наливайте борщ и вперед.

– От суки, че делают, – вертит Жора в руках молоток, когда дежурный отходит с разъяснениями к очередной вопящей команде. – На долби, – и сует молоток Кондратьеву.

Потом миски наполняются борщом, в них помещаются сухарные осколки и в воздухе возникает непередаваемый аромат ржаного хлеба.

– М-м-м, – довольно мычим мы, активно работая ложками. – Вкусно!

К концу обеда от сухарей остаются только крошки, а последний, запасливый Желудок, запихивает в карман робы.

– Путевая вещь, – косится на меня Жора. – Надо на вечер в казарму прихватить.

– Понял, – говорю я, выбираюсь из-за стола и топаю в хлеборезку. Там у меня приятель.

– Привет, Жень, – захожу в небольшое помещение, с сияющим в центре столом их нержавейки, на котором установлено что-то вроде гильотины.

– Здорово, – улыбается сидящий на банке, одетый во все белое Женька и сует мне волосатую лапу.

– Че, отдыхает твой комбайн? – киваю на гильотину.

– Ага, – зевает хлеборез. – Пекарня гавкнулась, вот, выдаю сухари, – и тычет пальцем в стоящие у стены крафтовые мешки.

– Выдай для наших дополнительно, – заглядываю я в один. – Добро?

– Добро, – соглашается Женька, тянет со стеллажа бумажный пакет и загружает его коричневыми сухарями.

– А откуда такие? Раньше никогда не видел.

– Из спецрезерва, – многозначительно поднимает вверх палец хлеборез. – Это, который закладывают на военное время. Вон, на мешках и дата есть.

И действительно, на сером крафте, помимо «госта» и еще каких-то надписей, указан год изготовления.

– Это ж надо! – удивляюсь я. – Мы тогда еще не родились.

– Ну да, – кивает бритой головой Женька. – Мы не родились, а сухарей уже наготовили. Кстати, в них рожь высшего качества. Сейчас такой нету.

Когда вернувшись назад и брякнув увесистый пакет на стол, я сообщаю о происхождении экзотического продукта, Желудок сразу же изъявляет желание лично его тащить.

– Не, – вертит головой Жора. – Сожрешь по дороге. Понесет Кондратьев.

А на следующий день снова заработала пекарня, и нам выдали свежий хлеб. Белый и черняшку.

Но все еще долго вспоминали те сухари. Насушенные, когда мы еще не родились.

Близнецы

– Держи, – говорит Виктор, передавая мне грифованную бумагу, с синим штемпелем «входящий» и датой регистрации. – От коллег из Казахстана.

Я расписываюсь за полученный документ, и когда начальник секретной части покидает кабинет, начинаю читать.