Значит, избежать этой темы не удастся. Даже премьер-министр, если он умный, не оставит без внимания такую просьбу. Однако возмутительно было то, что это может отвлечь внимание от его собственной поездки в Вашингтон. Хоуден заметил, как Харви Уоррендер придвинулся ближе, но проигнорировал его, со злостью вспомнив упрямство и тупость этого человека, из-за которой все это и происходило. Он поймал взгляд Ричардсона. Лидер партии, казалось, хотел сказать:
— Хорошо, джентльмены, — бодро заявил премьер-министр, — я вот что должен сказать.
Он увидел нацеленные карандаши, которые тут же заработали.
— Мне донесли, что газеты уделили значительное внимание человеку, чью фамилию мистер Хаскинс только что упомянул. Некоторые статьи, должен прямо сказать, носили сенсационный характер, намеренно опустив определенные факты — факты, которые правительство, ввиду его ответственности, не может игнорировать.
— Не скажете ли вы, что это за факты, сэр? — На сей раз это была монреальская «Газетт».
— Если вы потерпите, я до этого дойду. — В голосе Хоудена появилась резкость. Он терпеть не мог, когда его прерывали, да и не мешало время от времени напоминать этим людям, что они берут интервью не у какого-нибудь младшего министра. — Я как раз собирался сказать, что немало случаев не получают никакой огласки, а тем не менее рассматриваются регулярно департаментом по делам гражданства и иммиграции. И разбираться с такими делами гуманно и по справедливости, но исходя из положений закона не внове ни для правительства, ни для иммиграционных чиновников.
Репортер «Джорнал», Оттава, спросил:
— А этот случай не несколько иного рода, господин премьер-министр? Я имею в виду то, что у человека нет родины, и все прочее.
Джеймс Хоуден спокойно ответил:
— Когда имеешь дело с людьми, мистер Чейз, каждый случай особый. Потому-то — чтобы обеспечить в должной мере справедливость и быть последовательными — мы и имеем Акт об иммиграции, одобренный парламентом и канадским народом. Правительство, как и положено по закону, действует в рамках этого акта, и в данном случае так оно и было. — Он помолчал, давая возможность тем, кто записывал, успеть за его словами, затем продолжил: — Мне неизвестны подробности, но меня заверили, что просьба молодого человека, о котором идет речь, была внимательно рассмотрена и что он — согласно Акту об иммиграции — никак не может быть принят в Канаде.
Молодой репортер, неизвестный Хоудену, спросил:
— А не считаете ли вы, сэр, что бывают случаи, когда соображения человечности важнее формальностей?
Хоуден улыбнулся:
— Вы задаете мне риторический вопрос, вот мой ответ: соображения человечности всегда важны, и данное правительство часто демонстрировало свою заботу о них. Но если ваш вопрос касается именно того дела, о котором идет речь, позвольте повторить: человеческий фактор был принят во внимание, насколько возможно. Однако должен снова напомнить вам, что руки правительства — как и должно быть — связаны обязанностью действовать по закону.
Дул колючий ветер, и Джеймс Хоуден почувствовал, как дрожит Маргарет. «На этом ставим точку, — подумал он. — Следующий вопрос будет последним». Вопрос поступил от хорошо воспитанного Томкинса, который, чуть ли не извиняясь, произнес:
— Лидер оппозиции сегодня утром сделал заявление, сэр. — Репортер полистал гранки, проверяя свои записи, затем продолжил: — Мистер Дейц сказал: «Правительство должно принять решение по делу Дюваля исходя из широкого понимания принципов гуманности, а не упорного следования букве закона. Министр по делам гражданства и иммиграции имеет право — если пожелает им воспользоваться — издать приказ, позволяющий этому несчастному молодому человеку вступить в Канаду в качестве иммигранта».
— У министра нет такой власти, — отрезал Джеймс Хоуден. — Вся власть принадлежит Короне в лице генерал-губернатора. Мистеру Бонару Дейцу это известно, как и всем остальным.
Наступила минутная тишина, затем репортер с наивным видом спросил:
— Но разве генерал-губернатор не совершает всегда то, что вы рекомендуете, сэр, в том числе и нарушения Акта об иммиграции, что, как я понимаю, происходило уже не раз?
Несмотря на кажущуюся мягкость, Томкинс из всего пресс-корпуса Оттавы обладал одним из наиболее острых умов, и Хоуден понял, что попал в ловушку.