Брайан Ричардсон был рад, что, помимо приобретения нескольких подарков — включая подарок для Милли Фридман, который надо купить до вечера, — ему не придется участвовать в рождественских торжествах. Как, например, Джеймсу Хоудену, который вынужден будет отправиться завтра утром в церковь, как делал в большинство воскресений, хотя был нерелигиозен почти так же, как и Ричардсон.
Однажды, много лет назад, когда Ричардсон работал бухгалтером в рекламе, один клиент из крупных промышленников поддержал кампанию «Будем ходить в церковь», которой руководил Ричардсон. И вот в какой-то момент клиент многозначительно посоветовал ему последовать рекомендации собственной рекламы и стать посетителем церкви. И Ричардсон стал туда ходить — слишком важно было сохранить поддержку промышленника. Но в душе он вздохнул с облегчением, когда агентство перестало финансировать этот проект и уже можно было не ублажать клиента.
Это была одна из причин, объяснявших то, что нынешняя работа так нравилась ему. Не надо было ублажать клиентов, а когда такое требовалось, этим занимались под руководством Ричардсона другие. А поскольку он не был на глазах у публики, можно было ничего на себя не напускать — это дело политиков. Лидер партии мог не только не заботиться о своей внешности — он обязан был держаться в тени, а в тени он мог вести такую жизнь, какая ему нравилась.
Поэтому его беспокоило меньше, чем Милли Фридман, что кто-то мог подслушать, как они договаривались о свидании, хотя, подумал он, из уважения к ней следует в другой раз быть поосторожнее. Если другой раз будет.
Если поразмыслить, тут есть что учесть, и пожалуй, после сегодняшней встречи было бы разумно опустить занавес над романом с Милли. «Люби их и расставайся без сожалений», — подумал он. В конце-то концов полно женщин, компанией которых может насладиться мужчина с хорошо налаженной жизнью.
Ему, конечно, нравилась Милли — она обладала неким теплом и была глубокой натурой, что и привлекало его, и она оказалась отнюдь не плоха — хоть и немного заторможенна — в тот единственный раз, когда они предавались любви. Тем не менее, если они продолжат встречаться, всегда будет существовать опасность возникновения чувств — не у него, так как он намерен еще долго избегать их. А вот Милли может пострадать — женщины склонны серьезно относиться к тому, что мужчины считают случайной интрижкой, — и он предпочитал, чтобы такого не произошло.
Некрасивая девушка из Армии спасения зазвенела колокольчиком у самого его лица. Рядом с ней на столике стояла стеклянная банка с монетами — в основном пенни и мелкие серебром.
— Пожертвуйте немножко, сэр. Порадуйте на Рождество нуждающихся.
Голос у девушки был пронзительный, тоненький, лицо покраснело от холода. Ричардсон сунул руку в карман и нащупал среди монет бумажку. Это был десятидолларовый банкнот, и, повинуясь импульсу, он опустил его в банку.
— Бог да пребудет с вами и благословит вашу семью, — сказала девушка.
Ричардсон усмехнулся. Объяснение только все испортит, подумал он, — объяснение, что у него никогда не было семьи с детьми, как он в свое время представлял себе семью в сугубо сентиментальные, по его мнению, минуты. Лучше не объяснять, что он и его жена Элоиза договорились идти каждый своим путем сообразно собственным интересам каждого, но сохраняя видимость брака, что позволяло жить вместе, вместе питаться и при случае, если позволяли условия, удовлетворять свои сексуальные аппетиты, вежливо используя для этого тело партнера.
Помимо этого, не осталось ничего — даже озлобленных жарких споров, которые когда-то были. Теперь они с Элоизой больше не спорили, примирившись с тем, что разница во мнениях слишком велика, чтобы можно было перебросить мост через образовавшуюся между ними пропасть. А в последнее время, при том, что возобладали другие интересы — главным образом его работа в партии, — все остальное стало иметь все меньше и меньше значения.
Кто-то удивлялся, почему они вообще сохраняют брак, поскольку развод в Канаде (за исключением двух провинций) проходил сравнительно легко — для этого в суде требовалось дать лишь пустяковое показание под присягой. Правда заключалась в том, что и он, и Элоиза чувствовали себя свободнее в браке, чем если бы не были связаны брачными узами. На данный момент каждый из них мог завести — и имел — роман. Но если ситуация осложнялась, существование брака давало удобный предлог прервать связь. Более того, опыт убедил обоих, что второй брак едва ли будет успешнее первого.
Ричардсон ускорил шаг, стараясь согреться. Войдя в тихий пустынный Восточный блок, он поднялся по лестнице к кабинету премьер-министра.
Милли Фридман стояла перед зеркалом в коралловом шерстяном пальто и подбитых мехом сапожках на высоком каблуке и надевала шляпку из белой норки.
— Меня отпустили домой. — Она с улыбкой обернулась. — А вы можете войти — только если сейчас происходит что-то вроде заседания Комитета по обороне, застрянете надолго.
— Слишком долго я не могу, — сказал Ричардсон. — У меня сегодня поздняя встреча.
— Пожалуй, вам следует ее отменить.