В высших сферах

Он пробыл в Белзене месяц, и то, что он там увидел, преследовало его потом всю жизнь. На протяжении многих лет, а иногда даже и теперь, ужас тех тридцати дней возвращался к нему в лихорадочных четких снах. И Стэнли Уиллис, человек образованный и, несмотря на суровую внешность, чувствительный, уехал из Белзена, дав себе клятву в оставшиеся годы делать все от него зависящее, чтобы облегчить бедственное положение униженных и больных людей насколько удастся.

Ему нелегко было это делать, будучи судьей. Были случаи, когда, несмотря на внутреннее предубеждение, он вынужден был выносить приговор виновному, тогда как инстинкт подсказывал ему, что главным преступником является общество, а не отдельные люди. Но бывали случаи, когда незадачливый несчастный уголовник, списанный большинством как неисправимый, получал легкий или смягченный приговор, потому что в уме судьи Уиллиса… возникла тень прошлого… бессловесная предпосылка.

Как и теперь.

Плачевное положение Анри Дюваля, какое он наблюдал при рассмотрении приказа nisi, продолжало волновать судью.

Человек, по сути, сидел в тюрьме. И он мог быть по справедливости свободен.

Между одним и другим стояла гордость достопочтенного судьи.

«Подавив гордость, следуй, чему учит справедливость», — подумал он. И подошел к телефону.

Не надо звонить непосредственно Алану Мейтленду — этого требовало благоразумие. Но есть другой путь. Он может поговорить со своим бывшим партнером-юристом, уважаемым старшим юрисконсультом, человеком умным, который поймет скрытый смысл разговора. Сообщенная им информация будет тотчас передана, не открывая источника. Но его бывший партнер тоже строго смотрел на вмешательство судьи…

Судья Уиллис вздохнул. Для конспирации, подумал он, нет идеального плана.

Его соединили. Он возвестил:

— Это Стэнли Уиллис.

Басовитый голос по телефону любезно произнес:

— Какой приятный сюрприз, ваша милость.

Судья быстро вставил:

— Это неофициальный звонок, Бен.

На линии раздался смешок.

— Как поживаешь, Стэн? Давненько мы не общались. — В интонации было искреннее дружелюбие.

— Я знаю. Надо непременно как-нибудь посидеть вместе. — Но он сомневался, что это произойдет. Судья из-за своего положения вынужден идти одиноким путем.

— Что ж, Стэн, чем могу быть полезен? Есть кто-то, кого тебе хотелось бы прищучить?

— Нет, — сказал судья Уиллис. Он никогда не занимался болтовней. — Я решил перекинуться с тобой словцом по делу Дюваля.

— A-а, эта история с безбилетником. Я читал твое постановление. Очень жаль, но не вижу, что еще ты мог тут сделать.

— Да, — признал судья, — ничего другого сделать было нельзя. Все равно молодой Мейтленд — умный молодой адвокат.

— Согласен, — сказал его собеседник. — Я думаю, он немало прославит свою профессию.

— Я слышал, он провел настоящие поиски прецедентов.

— Как мне рассказывали, — хохотнул бас, — Мейтленд и его партнер перевернули всю юридическую библиотеку. Но счастье не улыбнулось им.

— Меня несколько удивило, — медленно произнес судья Уиллис, — почему они не обратили внимания надело «Королева против Ахмеда Синга» в Отчетах Британской Колумбии, том тридцать четыре, за тысяча девятьсот двадцать первый год, страница сто девяносто один. Мне кажется, что на этом основании они без вопроса получили бы решение, основанное на Habeas corpus.

На другом конце провода наступило молчание. Судья мог представить себе, как у его собеседника поднялись осуждающе брови. Затем более холодно голос произнес:

— Повтори-ка мне еще раз данные. А то я не все понял.

Повторив данные и вскоре после этого повесив трубку, судья Уиллис подумал: «За все свои действия надо платить». Но он знал, что его информация будет передана.

Он взглянул на часы, прежде чем вновь обратиться к исписанным страницам приговоров на столе.

Четыре с половиной часа спустя, когда над городом уже спускались сумерки, тощий пожилой клерк из регистрации появился в дверях и объявил:

— Милорд, мистер Мейтленд принес заявление о применении Habeas corpus.

4

Под яркими лучами прожекторов на «Вастервике» шла погрузка леса.

Уверенно, взволнованно Алан Мейтленд взбежал по ржавым сходням на обветшалую захламленную главную палубу.

Запах удобрений исчез. Остававшееся напоминание о нем унес дувший с моря освежающий бриз. На корабле пахло свежестью — елью и кедром.

Ночь была холодная, но в небе сверкали звезды.

Третий помощник, которого Алан видел в рождественское утро, направился к нему с палубы бака.

— Я пришел к капитану Яаабеку, — крикнул ему еще издали Алан, — и если он у себя в каюте, то я найду дорогу.

Худой стройный помощник подошел ближе.

— Значит, найдете дорогу, — сказал он. — И даже если бы вы ее не знали, вы сегодня так настроены, что нашли бы ее.

— Да, — согласился Алан, — полагаю, что вы правы.

И инстинктивно дотронулся до кармана своего пиджака, чтобы удостовериться, что драгоценный документ все еще там.

Он крикнул через плечо:

— Как ваша простуда?

— Станет лучше, — ответил третий помощник, — как только двинемся в путь. — И добавил: — Еще сорок восемь часов — и все.