В унисон

– Потому что я не предсказываю будущее, Хидео! От моих действий меняется судьба всех людей, и я не могу точно знать, где и когда именно случится нападение. Хару написала мне сообщение, что ушла гулять в парк. Пришлось тут же позвонить тебе, так как я сама находилась в месте, которое не могла покинуть. У меня был только телефон… и ты. После стольких безрезультатных попыток я перестала надеяться на полицию и скорую, предпочитая довериться тебе. Я не спасу Хару, пока не уничтожу этого ублюдка, убивающего всех направо и налево.

Хидео схватил Мичи за руку и порывисто притянул к себе, бесконечно сильно жалея ее и ее судьбу. Так много отдать, и все ради того, чтобы спасти то единственно ценное, что пока еще у нее осталось.

– Ты сильнее Розы, – пробормотал он с нежностью. – И сильнее ветра.

– Я сильнее всех, – выдохнула она, прикрывая глаза.

Генджи: арест

Генджи вернулся поздно; Лили он отвел домой сразу же, как только она очнулась, хотя ждать ему пришлось довольно долго. За это время он успел почитать, побродить по кабинету, выглянуть в коридор, столкнуться нос к носу с учителем Токутаро, которому пришлось наскоро соврать, что они с Лили уже распределили роли в проекте. При этом сэнсэй попросил их зайти к нему, чтобы обсудить порядок подачи заявления на участие. Генджи наскоро согласился, возвращаясь в медпункт, где как раз просыпалась Лили.

Домой они шли в угрюмом молчании, Генджи, глубоко погруженный в свои мысли, лишь придерживал Лили под локоть, чтобы она не потеряла равновесие и не упала. После сна ей стало лучше, ее больше не мутило, только голова сильно болела. Аккуратно они дошли до ее дома и попрощались.

Уже стемнело, когда Генджи свернул в сторону дома и прошел к двери. Едва войдя внутрь, он сразу ощутил странную атмосферу – некогда оживленный дом опустел, оставив только голые стены горчичного цвета. Пройдя немного вперед, Генджи заглянул в гостиную, каждой клеточкой тела чувствуя, как неприятный холодок бежит по коже, создавая мурашки.

Кобальт молчал, хотя обычно он ждет Генджи у двери и, когда тот входит, бросается к нему, лая и виляя хвостом. Безмолвие комнаты лишило Генджи опоры – он невольно прикоснулся к дверному косяку, ощущая, как сворачивается и связывается тугим узлом окружающее пространство. Внезапно ему стало страшно что-либо говорить, но он хотел сказать это по привычке, чтобы убедиться, что все видимое – лишь морок, несуществующая проблема, возникшая лишь потому, что он устал. Генджи прошел дальше, заглянул в комнату отца, ожидая застать его сидящим за чтением дела, но лампочка настольного светильника, всегда в таком случае горящая тусклым желтоватым светом, оказалась выключенной, обнажая открытое пространство тьмы. Не поглотила ли тьма вместе со светом и обитателей этого дома?..

В последнее мгновение Генджи заметил белеющие листы бумаги, лежащие на темном столе. Отец, несомненно, оставил их здесь, а сам, вероятно, ушел спать. В два прыжка Генджи достиг крохотного стола, сгорая от любопытства и страха – далеко ли отец продвинулся в расследовании дела о Безумце? После того разговора, натолкнувшего детектива на нужный путь расследования, они с Генджи больше не обсуждали тему убийств – отец держался строго, не позволяя Генджи прикасаться к делу. Он тщательно прятал документы от сына, работая с ними только тогда, когда Генджи не было дома. Обыск дома, импульсивно устроенный Генджи вчера днем, не привел ни к каким результатам – очевидно, отец всегда носил папку с собой, не доверяя ее ни шкафчикам, ни постели, ни чердаку.

И вот – бумаги. Лежат здесь, небрежно раскиданные, словно бы тот, кто с ними работал, забыл об их существовании и оставил их тут одних в ночной тьме. Генджи тихо зажег свет, устремляя взгляд к строчкам – с первобытной жадностью он впитывал информацию глазами, сопоставляя открывшиеся отцу факты с теми, что удалось найти ему самому.