В трущобах Индии

— Так же верно, как то, что в течение двадцати лет ни одно облачко не омрачило моей привязанности к тебе — верно и то, что я пришел сюда не подслушать твои мысли… Когда ты появился на собрании жемедаров, я узнал тебя глазами и сердцем, несмотря на твою туземную одежду и на бронзовый цвет кожи, вытертой куркумой… Напрасно старался я заснуть в комнате над тобою, которую я сам себе выбрал, я решил придти и сказать тебе… Сердар, это ты! Зачем скрываешься ты от своего верного друга?

— А я отвечаю тебе: да, это я, и у меня нет тайн от моего самого преданного и старинного друга… Ты первый человек, с которым я познакомился в Индии, Анандраен…

— И ты прощаешь меня?

— Нужно ли это?

— Какое счастье видеть тебя снова!

Оба крепко пожали друг другу руку.

— Что ты слышал? — спросил Сердар.

— Все или почти все, — отвечал Анандраен.

— Одобряешь ты меня?

— Совершенно.

— Как я играл свою роль, по-твоему?

— Превосходно! Ты обманул даже Кишнаю… Никогда Арджуне, который вот уже несколько месяцев ведет с ним борьбу, не удалось бы проникнуть во все его хитрые планы.

— Его странное поведение и пробудило во мне подозрение… Мне нечего больше передавать тебе.

— Есть еще один пункт, оставшийся непонятным для меня.

— Какой?

— То, что ты говорил о солдатах Пондишери.

— Все это очень просто… В качестве губернатора владений моей родины в Индии я назначил одного из моих друзей полковником тамошнего гарнизона; он предан делу, которое я защищаю, и в одну прекрасную безлунную ночь, недели через две, в тот час, когда вся Индия будет вооружена, полк этот покинет французскую территорию и присоединится к нам. Индийской армии не хватает командиров, к которым она питала бы доверие; всех офицеров полка мы произведем в генералов, унтер-офицеров в полковников, а солдат в капитанов. Полковник де Лотрек будет назначен командующим армией, которая отправится в Бенгалию против Гавелока; начальник батальона Картье де Лагесней, направится в Мадрас, тогда как Нана-Сагиб и я двинемся во главе западной армии на Бомбей. Четыре раджи во главе двухсот тысяч махратских всадников под начальством Нариндры займутся очисткой центра, мешая англичанам соединиться и отрезая их от всех пунктов, откуда доставляются съестные припасы… Если все удастся, как я рассчитываю, недель через шесть в Индии не будет ни одного красного мундира.

— Да услышит тебя Шива! — сказал Анандраен. — Это прекрасный сон и я боюсь, что он, как и все сны, не был бы далек от действительности.

— Откуда у тебя такие мрачные предчувствия?

— Я боюсь, чтобы раджи юга не лишились мужества и смелости в последнюю минуту.

— Они слишком скомпрометированы, чтобы колебаться. Не сами ли они, впрочем, всеми силами старались возбудить народ к этому восстанию?

— Да, я знаю. Пока дело идет о заговорах, о героических решениях, они всегда впереди других, но как только слова должны перейти в действие, так никого нет. Один за другим все изнеженные потомки наших древних королей позволили англичанам ограбить себя и лишились трона, и ни один из них не сел на лошадь, чтобы защитить наследие своих предков, ни один из них не предпочел славную смерть на поле битвы печальной чести увеличивать собой придворный кортеж вице-короля Калькутты.

— Я это знаю, Анандраен! Но в то время древняя Индия не доходила еще до того состояния, чтобы с дрожью нетерпения ждать свержения чужеземного ига. Соперничество между провинциями, между набобами и раджами были главной причиной торжества наших врагов. Но последние увидят теперь перед собой настоящее народное движение, в котором мусульмане севера соединятся с браманистами юга для одной и той же цели. И поверь мне, трудно бороться с народом, состоящим из двухсот пятидесяти миллионов человек! Но оставим это, мой старый друг, теперь время не разговаривать, а действовать… Пойди и отдохни несколько часов; я должен быть один, мне нужно отправить важное письмо Барбассону и кончить еще несколько неотложных дел… Не забудь, что для всех здесь я по-прежнему Арджуна.

— Не беспокойся, я не выдам твоей тайны… Еще одно слово и я покину тебя: где скрывается тот, которого ты так удачно заменил собою?

— Настоящий Арджуна? Я послал его в Нухурмур к Нана-Сагибу, чтобы он на словах передал ему обо всем, что происходит в Беджапуре; я жду его возвращения с нетерпением, чтобы вернуть ему знаки его достоинства, а себе

— свободу действий.

После ухода Анандраена Сердар несколько часов подряд работал один.

Но всякая энергия имеет свои границы. Вот уже несколько дней, как этот железный человек не отдыхал ни минуты; глаза его закрылись помимо его воли, голова медленно склонилась над столом до тех пор, пока не встретила точки опоры и… он заснул глубоким сном.

ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ. КОНЕЦ ЗАГОВОРА

I

Цель сэра Джона Лауренса. — Пиэтисты и политики. — Радость вице-короля. — Эдуард Кемпуэлл назначен капитаном. — Мрачное беспокойство. — В путь!