В трущобах Индии

Вечером этого памятного дня сэр Джон Лауренс удалился в свою спальню с такою радостью и довольством, каких он давно не испытывал. Смерть Ватсона, который был всегда предан ему, правда, сильно омрачила его настроение, но событие это вознаграждалось другими настолько счастливыми обстоятельствами, что он забыл о нем. Эгоист, как все люди, пользующиеся властью, он видел только, что его вице-королевство, сильно пошатнувшееся вследствие его неспособности умиротворить Индию, снова должно было укрепиться: уничтожение общества «Духов Вод» почти уже осуществлено; близится и поимка Нана-Сагиба, которого Кишная обещал доставить через пять дней.

Лауренс был тем более доволен, что совсем не знал о присутствии Сердара в Индии и думал поэтому, что весь заговор — ни более, ни менее, как предлог, выдуманный Кишнаей и его приверженцами для привлечения Нана-Сагиба в Беджапуре. Он не боялся больше и за свою жизнь, потому что не было головы, которой повиновался кинжал правосудия.

— Бедный Ватсон! — говорил он себе. — Он поплатился жизнью из-за борьбы, которую я предпринял. Но это последняя жертва ужасной шайки, с которой до сего дня не в силах были бороться никакие власти, управлявшие Индией… Какая слава выпадает на мою долю! Ведь я успел там, где деспот Ауренг-Цеб и железные губернаторы, как Клайвс и Гастингс вынуждены были капитулировать из боязни, чтобы кинжал общества «Духов Вод» не коснулся их самих. Смерть Ватсона будет иметь важные последствия. Не случись этого, я, быть может, из опасения неудачной поимки Нана-Сагиба, не решился бы так скоро привести в исполнение свой декрет об уничтожении общества. А кто знает, не вздумал бы в этот промежуток времени фанатик браматма погубить и меня!.. Теперь этот бесноватый заперт со всей своей бандой в подземельи замка. Напрасно только Кишная велел заделать отверстие; посоветуйся он со мной, я не согласился бы на это… Впрочем, это, пожалуй, лучший способ навсегда отделаться от опасного общества! Они исчезнут бесшумно — и никто не узнает, куда они делись…

Этот властитель так же смешивал интересы государства с интересами своего мелочного и эгоистичного честолюбия, как и все его собратья. Двенадцать человек обречены были им на голодную смерть и могли дойти до того, что начали бы пожирать друг друга, — а сэр Джон умывал себе руки…

Управляя одной из самых обширных в мире стран, человек этот думал только о собственном интересе. Раз двадцать уже подвергал он вверенную ему страну самым ужасным бедствиям, не желая прекратить ни на минуту своей политики борьбы с предрассудками, верованиями, нравами восточного народа, которым в сущности легче было управлять, чем кем-либо в мире. Восемь веков подряд выносил этот народ иго монголов, которые грабили его, требуя лишь уважения к его религии, нравам, традициям, семейным устоям; ему было безразлично, кому он платит налог, — только бы он мог поклоняться своим богам и жить спокойно в деревне, обрабатывая рисовое поле своих предков.

Назначенный вице-королем, сэр Лауренс, уезжая, обещал обратить всю Индию в лоно англиканской Церкви. Несмотря на то, что по прошествии некоторого времени он убедился в невозможности всякой попытки в таком роде, он для поддержания престижа власти продолжал ту же политику, которая, вызвав восстание сипаев, едва не лишила Англию ее лучших колониальных владений; эта политика поддерживала Индию в состоянии постоянного заговора, который мог кончиться вторым восстанием, еще более грозным, чем первое.

Вице-король часто получал сведения о том, что все кругом в заговоре. Собственные слуги его были на стороне заговора и почти открыто изменяли ему; все секреты его, все решения его совета становились известными еще до того, как были опубликованы; Нана-Сагиб ускользал от всех его преследований благодаря упорному и единодушному молчанию индусского народа; даже большинство английских чиновников было на стороне индусов, ибо не желали пасть под ударами кинжала… Сэр Лауренс ничего не хотел понимать и не переставал вступать в сделку с людьми самого низкого происхождения; он составил из них особую туземную полицию, издавая самые нелепые декреты против религиозных обычаев, стараясь насильно ввести Библию вместо Вед.

Монголы после нескольких слабых попыток борьбы кончили тем, что примирились с браматмой, как это сделали во Франции с великим магистром массонов, — с тою только разницею, что последний сохранил меньше власти за собой, чем браматма. Но Франция — не Индия, где обычаи укореняются тем более, чем они древнее.

Даже сами английские губернаторы скоро пришли к тому убеждению, что тайная власть «Духов Вод», — власть, которая никогда не мешалась в гражданские и политические дела, преследовала только постыдное взяточничество и была, так сказать, властью моральной; она даже помогала администрации, обуздывая, сдерживая лихоимцев. Они окружали поэтому браматму самым высоким уважением, предоставляя ему в полное распоряжение его древнюю резиденцию Беджапура, который сделался оплотом древних традиций Индии.