В трущобах Индии

— Не может ли случиться, — продолжал нерешительно падиал, — что сообщение между этим резервуаром и колодцем окажется настолько узким, что ты, попав туда, не будешь в состоянии двинуться ни назад, ни вперед; в таком случае…

— Я погибну от удушения! Ты это хотел сказать?

— Да, я думал именно об этом.

— Так что ж, мой бедный Дислад-Хамед; я также думал об этом, но ни ты, ни я ничем здесь помочь не можем, а потому лучше не заниматься такими случайностями… Я добьюсь успеха или погибну… Если ты не увидишь меня через несколько часов, то напрасно будешь смотреть завтра в эту точку: свет не покажется на дне резервуара, если тело мое закроет собою трубу сообщения.

При этих словах, которые факир произнес с беззаботным видом, несмотря на то, что готовился пожертвовать свою жизнь, сторож Беджапура почувствовал, как снова к нему возвращается прежний ужас… И какая, действительно, ужасная смерть ждала его, — медленная, беспощадная и в таком месте, которое воображение его населяло уже призраками и фантастическими существами!

— Я присоединюсь к тебе под водою, — прошептал он факиру, — лучше кончить таким способом, чем умереть от голода…

Снова водворилась тишина под сырыми сводами погреба, и только у ступенек лестницы слышался время от времени дряблый звук, как бы от падающего в жидкую грязь камня: шум производила какая-нибудь из исполинских жаб, которая, привыкнув к виду двух неподвижно стоящих людей, решалась выйти из воды и принималась за ползанье по ступенькам грязных лестниц.

Так прошел целый час, но свет не показывался. Пленники, не имевшие при себе указателя времени, вообразили уже, что они во время сна пропустили благоприятный момент, и с ужасом начинали думать, что попытку факира пожертвовать собой для общей пользы придется отложить до завтра. Но вдруг в глубине воды показалось едва заметное беловатое пятнышко, отблеск солнечного света, лучи которого падали еще в косом направлении на отверстие колодца. Общий крик вырвался из груди пленников, и в него они вложили всю силу своей души. Факир не ждал больше: схватив в зубы кинжал, он сложил руки и отважно бросился в липкую и грязную воду резервуара, сказав на прощание только два слова Дислад-Хамеду:

— Жди и надейся!

В течение одной минуты падиал мог следить только за различными движениями, происходившими под водой. Но светлый круг, увеличиваясь в размерах, становился с тем вместе и светлее, и Дислад в продолжение нескольких секунд видел, как к этому кругу приближалась черная масса; вот она остановилась, как бы исследуя место, вот снова двинулась дальше, затем вытянулась, а с тем вместе стало уменьшаться и светлое пространство. Затем все исчезло: факир проник в проход.

Дислад-Хамед упал на колени и вознес молитвы за своего товарища, обращаясь к добрым духам, которые покровительствуют людям во всех делах их жизни. Но не успел он произнести и нескольких слов своего воззвания, как с криком радости вскочил на ноги и принялся танцевать, как безумный, — рискуя потерять равновесие на скользкой лестнице и упасть в воду… Все страхи его сразу исчезли. Не прошло и минуты, — наибольший промежуток времени, в течение которого самый здоровый человек может остаться под водой, — как светлый круг снова предстал перед восторженными взорами ночного сторожа… Сомнений нет! Факир успел в своем отчаянном предприятии и с большою легкостью, насколько мог судить падиал… Теперь он мог спокойно ждать прихода своего друга; освобождение становилось вопросом минут, часов, — смотря по тому, когда факир проникнет в замок… Когда прошли первые минуты упоения, падиал поднялся по ступенькам подземной лестницы, вошел в подвал, куда Кишная приказал его запереть, — и ждал там, чтобы быть готовым ответить на первый же зов своего товарища.