В тени славы предков

— Коли воин добрый, то он и княжьими бертьяницами сыт будет, а худому оружие не надобно, — возразил Павша и нахмурился, снова переживая смерть Забуда.

Длинный день, какие бывают только в начале лета, подходил к концу. Закатное солнце прощальными лучами пронзало немногочисленные облака. На одном конце стана настойчиво играла жалейка, на другом под звуки струн, похожие на гусельные, варяги затянули на своём каркающем языке песню. Мимо, переговариваясь со смешком, прошли двое варягов-руян, и, если бы не одежда, славянская по крою и родовым узорам, то от свеев, урман или данов их и вовсе было бы не отличить: такие же светлые волосы, те же выдубленные солёным морским ветром лица. Павша, посмотрев им вслед, сплюнул сквозь зубы.

— Колот за Ярополка. Глядишь, снова в бою встретитесь, — зло съязвил Павша.

— Коли Роду будет угодно, — ответил Заяц, — а вот твоему князю даже Перун не поможет.

Павша отвернулся, пряча лицо в наступающей тьме. Почему-то подумалось, что сейчас, когда весь цвет Ярополкова войска побит, воеводы под его началом тем более не сладят. Невольно Павша позавидовал воинам, идущим под началом Владимира.

Глава сорок третья

В такой ярости Ярополка не видел никто. Варяжко, зачастую нарушая все чины, по-дружески обращавшийся с князем и после приезда клявшийся, что они ещё могут сражаться с Владимиром, отмалчивался, стараясь не попадаться Ярополку на глаза.

Печенеги решили уйти. В бою, кроме Одихмана у русов, погиб брат князя Тугена. Степной воевода, выбранный набольшим, со злой обидой высказал Ярополку, нещадно коверкая славянскую речь:

— Мы потеряли три сотни воинов. Зря! Ни золота, ни рабов! Володимиру от богов удача. Храбрым всегда удача. Наши кудесники спросили богов, и они наказывают нам уходить!

Варяжко уговаривал и даже грозил Тугеном, но печенеги ссылались на брошенный жребий и ответ богов. Блуд, пользуясь этим, нещадно топил своего врага, выговаривая князю:

— Не уходом печенегов мы ослабели, а тем, что дух ратный пал у людей с погрома того. Бегут люди, и Варяжко их не держит. Воевода, мать его! Прими решение, князь, поставь кого достойного, хоть Вышату Луня. Погубит нас Варяжко!

В отчаянии смотрел на Ярополка, зная, что не поставит князь никого, кроме него. Князь, глядя в лицо воеводы, спросил, да так, как будто решение поставить Блуда набольшим уже принято:

— Что делать советуешь?

— Отходить к Киеву. К русам на Хортицу и Тмуторокань пошлём, Варяжка того же снова к печенегам отправить надо, пусть ошибки свои правит, к вятичам да в Муром гонцов отправим. Пока за стенами сидим, глядишь, и рати соберут. Лихо наше дело, княже, врать не буду. До Киева дойдём, там будет видно. Может, самим в Тмуторокань уходить придётся, а там нас не достанет уже никто.

Ярополк смолчал. Блуд, поняв это как согласие, раздал приказания кормить ратных и сворачивать стан. Варяжко, повинившись перед князем, отговаривал его от Блудова назначения:

— Блуду только сотни водить, неужто не поймёшь, княже!

— Ты не спорь со мной, Варяжко! Лучше Блуда в сём деле нет никого. На мне вина, что советов не послушав, тебя во главе рати поставил. Да, в поражении том я не тебя, а себя виню, потому от твоей вины я тебя освобождаю. Помощь твоя и далее нужна: уговори печенегов рать к Киеву послать. Знаю, будет трудно, но обещай ему…

Князь запнулся, пытаясь осознать сказанное и то, чем он готов пожертвовать в нещадной схватке за власть, и начинал понимать, что в борьбе с Владимиром они могут уничтожить то, что с таким трудом создавалось и удерживалось княгиней Ольгой. Варяжко, глядя куда-то мимо Ярополка, тихо произнёс:

— Я понял, княже. Всё равно с Блудом мне не ужиться. Только прошу тебя не слушать его без совета воевод. Блуд всегда больше о себе пёкся. Прости, но Луню я тоже наказал Блуда стеречься.

Ярополк не стал возражать: не любили друг дружку воеводы, и не примирить их теперь. Посмотрел на потерянное заботное лицо Варяжки, и колыхнулось что-то у сердца, захотелось удержать друга детства. Переборов себя, князь отпустил Варяжку.

Рать Владимира шла за Ярополком не спеша, как уверенный в своей силе богатырь. Смерды из весей и сёл, разбегавшиеся по лесам, осторожно возвращались в дома, убедившись, что находники не разоряют селения. Добрыня, наблюдая за племянником, в очередной раз убедился, что Владимир матереет на глазах: и вот уже воины понимают его с полуслова, спешат исполнять приказания, славянские воеводы и северные хёвдинги на советах ждут княжьего заключительного слова. Недалёк тот час, когда дремлющая скрытая сила полностью проснётся в князе, и не нужно будет уже доказывать своё превосходство ратными подвигами, а достаточно будет одного взгляда тяжёлых властных глаз, чтобы заставить себя слушаться самого упрямого непокорного боярина. Кровь древних тервингов, властного далёкого предка Олега и бабки Ольги гремуче пробуждалась в молодом князе.