В тени славы предков

Синевший снегами лес, видимый в полукруглое оконце невеликой сводчатой горницы, темнел. Сопротивляющийся студёной зиме Днепр тяжело хрустел ползущей по нему порошей. Великий боярин Миливой Искусеев отвернулся от окна, стукнул о кресало кремнем, запалив масляную лампаду, выхватившую из сгущавшейся вечерней темноты его лицо в глубоких суровых морщинах. Полуразвалившийся на лавке Любислав Гуннар хмуро смотрел на Искусеева, расстегнул звончатую пуговицу шёлкового ворота выходного зипуна, спросил:

— Кого звал ты ещё, боярин? Может, и не придут?

Миливой сам волновался, что если и придут, то, может, не получится задуманный разговор. Потому и собирал ближе к ночи, чтобы князь Ярополк не задумался, почему его великие бояре без него на совет собираются. Гуннар раздражал вопросами, Искусеви как можно спокойнее ответил:

— Придут. Ты пожди, боярин, всему своё время. Прости, что не говорю тебе, но совет вместе держать надо.

Собрать бояр было бы невозможно ещё несколько месяцев назад, но Мстислав Свенельд, порастерявший все цели в жизни и оттого скованный старостью и отчуждением к нему Ярополка после смерти брата, переехал в терем покойного Люта в Вышгород, где и слёг. Вслед за Ярополком от великого боярина отвернулись вятшие мужи, даже те, кого он считал друзьями. Непредсказуемы тропы Рода: тот, кто ещё вчера, будто на тавлейной доске, играл судьбами людей и княжества, умирал, всеми позабытый, а Искусеев, заслуги предков которого перед родом Игоря были позабыты при Ярополке, молчаливым согласием тех же вятших, стал вместо Свенельда.

Ожидаемые бояре пришли разом все трое: Мина и Величко Слуды, Вышата Лунь, сын Вуефаста. Туровид, брат Миливоя, не пришёл, сославшись на болезнь. «Выжидает, чем дело кончится. Опасается, что Свенельд опять сил наберётся», — с осуждением думал Миливой о братовой осторожности.

Уселись на лавки, не сняв опашней, похожие на трёх внимательных филинов. Все бояре были в зрелом возрасте, велики родами, перед ними не надо было тянуть красивые словеса, поить пивом прежде дела. Бояре и сами понимали, что собрали их на серьёзную беседу, и каждый гадал: почто и зачем? Миливой не стал тянуть с разговором, единым махом отодвинул на угол стола тарель с заедками, на которую никто даже не посмотрел, заговорил:

— Собрал я вас, господа совет, на беседу о наследниках будущих князя нашего великого Ярополка.

— Которых у него не будет, — не сдержался Лунь. Миливой подождал, пока стало ясно, что Вышата больше ничего не скажет, продолжил:

— Малфрида не родит князю сына, и ему нужна другая жена.

Искусеев замолчал, ожидая обсуждения, но Гуннар перебил открывшего было рот Мину:

— Что предлагаешь?

Было ясно, что Миливой обдумал замысленное, и Любислав не хотел лишний час выслушивать обсуждения.

— Зять полоцкого князя Рогволода, именем Туры, погиб в ятвягах на полюдье. Местный князёк там поменялся и решил доблесть перед народом показать. Туры, как и Игоря нашего, к берёзам привязали да пустили к небесам. Вдова осталась, дочерь Рогволожья, Рогнеда именем. Надо бы Ярополка к ней подвести.

— Сватов, что ли, слать будем? Ты всерьёз замыслил это, боярин? — усмехаясь краем губ, спросил Лунь.

— Манфрида королевских кровей, куда денешь её? Ярополк християнин, не можно ему так вот просто от жены избавиться, и мы, коли веру приняли Христову, потатчиками быть не должны! — молвил Мина, освобождаясь от жаркого опашня и складывая его рядом.

— А детей, значит, не рожать можно по Христову учению? — возразил Вышата. — Пусть при Ярополке живёт, а не хочет, пускай к отцу возвращается.

— Опозорим Оттона, не простит!

— Епископии не дал нам, вот пусть дщерь обратно и забирает!

— А Рогнеда как? Согласна ли? А князь согласит ли? — обеспокоился Величко.

— Видал я Рогнеду, когда ещё со старым Туры свататься ездил. Пламень девка — мёртвого поднимет из домовины! А коли закапризничает князь, то зельем приворотным его склоним. Мало колдовок у нас, что ли? — молвил, хмыкнув, Вышата.

— А с Рогволодом я сговорю. Сама Рогнеда будет слушать то, что отец скажет, — заверил Искусеев, обретя в Луне нежданную скорую поддержку.

— Ну, не знаю, — развёл руками Мина и посмотрел на брата, ища совета.

— В чём сомневаешься? — спросил Мину Миливой, но Гуннар не дал ответить, довольно резко сказав:

— О чём думаете вы все? У Туры и Рогнеды наследник есть, Изяславом зовут. Рогволода нетрудно уговорить будет, если пообещать ввести в род Ярополка его внука. Ведь это ты задумал, Миливой? Что молчишь? — глаза Любислава метали молнии, Искусеев невольно отодвинулся, а Гуннар продолжил: — Подумайте, не сядут ли дети бояр полоцких в думе княжеской вместо детей ваших, когда Изяслав на стол русский сядет? Вместо объединения двух княжеств не закладываем ли мы сейчас камень раздоров между потомками Рогволода и Игоря? Не отошлёт ли Изяслав братьев своих младших из Киева и Вышгорода? Не исшает[139] ли с таким трудом оберегаемый род Игоря и Ольги?

Далеко заглядывал Гуннар, но Миливой знал пытливый ум Любислава, потому заранее был готов ответить ему.