Но в истории дипломатии он остался не только и не столько как взяточник, казнокрад, предатель и двойной агент, а как человек, заложивший основы первой в мировой истории работоспособной системы международных отношений.
Именно благодаря настойчивости и дипломатическому искусству Талейрана (а также, нужно сказать, наличию хорошо информированных тайных агентов) ему удалось добиться участия как Франции, так и малых держав в работе подготовительного комитета конгресса, а также того, чтобы будущие постановления конгресса соответствовали бы принципам международного права.
На этом же легендарном «танцующем конгрессе», и было учреждено королевство Нидерланды. Это королевство искусственно, вопреки языку, религии и хозяйственному укладу объединило бельгийцев и голландцев. Можно было предвидеть, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет. Но тогда еще предвидение не стало наукой на службе политиков. Тогда, в эпоху военной славы российского императора и торжества мира, кто мог об этом думать? Все праздновали победу над «корсиканским выскочкой-самозванцем» и упорно искали покровительства и благосклонных взоров России.
Хотя Талейран, министр иностранных дел Франции, умнейший человек эпохи Наполеона, ясно написал в своих мемуарах:
«Создание нового Нидерландского королевства, решенное еще до заключения мира в Париже, весной 1814 года, было, несомненно, враждебным против Франции мероприятием, оно было задумано с целью создания вблизи нее неприязненного к ней государства, потребность которого в защите делала его естественным союзником Англии и Пруссии, извечных противников Франции».
Близость к столь мощным союзником, однако, не спасла Нидерландское королевство от распада, во время волны революционных потрясений 1830 года. Но до него было еще очень далеко — с точки зрения современников, конечно, а не истории.
В 1815 году отец принца Оранского провозгласил себя королем Нидерландов Вильгельмом Первым. Его сын, разумеется, тотчас стал же наследным принцем. Началось обустройство нового государства. Под пристальной опекой союзников и, конечно, России. И под внимательным взглядом великой княгини Екатерины Павловны, которая теперь была абсолютно уверена: ее младшая сестра должна быть нидерландской королевой. И не щадила усилий, чтобы эта почти сказка стала былью как можно скорее.
Так что великая княгиня Екатерина Павловна, хотя и назвала себя в письме к Деволану всего лишь «зевакой», на самом деле таковой не была. Она весьма активно участвовала во всех интригах конгресса, конечно, за пределами дипломатических прений.
Пребывание в Вене она использовала и для того, чтобы поклониться праху своей старшей сестры Александры Павловны, хотя помнила ее весьма смутно. Еще в октябре вместе с Александром и Марией Павловной они ездили в Офен, где когда-то жила палатина венгерская.
Император с сестрами направился в деревушку Ирем, где в маленьком храме покоилось тело Александры Павловны. На обратном пути в Вену Александр и его сестры остановились в Пресбурге, во дворце эрцгерцога Иосифа, мужа Александры Павловны, и провели там несколько часов. Затем снова пришлось возвращаться в Вену с ее наэлектризованной уже донельзя атмосферой.
Если некоронованным королем дипломатии на конгрессе считался Тайлеран, который к марту 1815 года сумел совершенно расстроить антифранцузскую коалицию, то настоящим злым гением и центром интриг был князь Меттерних, который, в традициях австрийской дипломатии, считал Россию своим вечным врагом. Разногласия приняли такую остроту, что между Александром и Меттернихом произошло настолько бурное объяснение, что русский император отказался от прямых контактов с австрийским министром и перестал посещать его балы и приемы.
Подозревая — и не без оснований — австрийского интригана во всех смертных грехах, Александр понятия не имел о том, что 3 января 1815 года Талейраном, Меттернихом и Кэсльри был подписан «Секретный трактат об оборонительном союзе, заключенном в Вене между Австрией, Великобританией и Францией, против России и Пруссии». В соответствии с этим договором, в случае нападения на любую из держав-подписантов все они обязываются выставить на поле боя 120 тыс. пехоты и 30 тыс. кавалерии, с соответствующим количеством артиллерии.
Но первого марта произошло событие, разом изменившее все. Сбежавший с острова Эльба Наполеон высадился в бухте Жуан. Парижские газеты поспешили сообщить всем о новом явлении «корсиканского чудовища». Они же три недели спустя сообщили, что «Его Императорское Величество под восторженные крики верноподданных изволил прибыть в Париж». Начались наполеоновские «сто дней», а почти все успехи Талейрана были сведены на нет.
Курьезный факт в истории дипломатии: Людовик XVIII так торопился удрать от приближающегося к Парижу Бонапарта, что оставил на своем рабочем столе в Тюильри текст «Секретного трактата об оборонительном союзе»! И первое, что сделал Наполеон — отослал этот самый злополучный текст императору Александру! Можно себе представить, с каким безграничным «доверием» относился после этого к Талейрану Александр