Пельтев вышел из берегов, и наш Дворец оказался под водной атакой сразу снизу и сверху: воде с Бернардинской и Галицкой площадей была только одна дорога – вниз в канализацию, водам Пельтева – только вверх. Нам угрожала смертельная опасность. Дворец начал наполняться водой. Сначала мы шлепали по воде, поднявшейся до щиколоток, но не успели и запаниковать, как она поднялась по пояс и даже выше. В скором времени вода дошла до подбородка Павла, а потом и моего. Родители подняли нас на руки… Вода все прибывала. Мы уже не сомневались, что утонем…
Взрослые выпрямились во весь рост, а некоторые даже встали на цыпочки. Кроме «входной» трубы, к нам вела еще одна труба. Она находилась высоко на противоположной стене – именно через нее поступал основной объем воды. Стянув с себя рубашку, папа попытался с ее помощью направить поток от высокой трубы к низкой. Остальные мужчины бросились делать то же самое, используя одеяла, лопаты – все, что попадалось под руку. Но как остановить потоп!.. Вода все прибывала – от смерти нас отделяли считаные мгновения.
Мы с Павлом были парализованы ужасом. Кажется, я никогда еще не слышала, чтобы он так громко кричал. Какой смысл был вести себя тихо – рев воды заглушал любые звуки! С другой стороны, мы понимали, что если нас и найдут немцы, то уже мертвыми. Что до меня, то я не столько кричала, сколько издавала короткие вопли, потому что как только я открывала рот, его тут же заливало водой. Я знала, что мы утонем, почти утонули.
Я ухватилась за пальто Берестыцкого. Я вцепилась в него, как в спасательный круг и говорила:
– Молись, Якоб, молись!
Я повторяла эти слова снова и снова. Мне казалось, что из всех нас он ближе всех к Богу. Ведь он каждый день обращался к Нему с молитвами. И если уж Бог и услышит наши мольбы о спасении, то только через Берестыцкого.
И тут произошло чудо – вода начала спадать. Мы уже вытянулись в нашем бункере до самого потолка. Между водой и потолком оставался небольшой воздушный карман, и как раз в тот момент, когда мы сделали по последнему, как нам думалось, глотку воздуха и обменялись последними в нашей жизни взглядами, вода вдруг начала уходить. Скорее всего, прочистились засорившиеся в первые мгновения наводнения трубы. Я уж не знаю, какие молитвы читал Берестыцкий, но они явно были услышаны, и совсем скоро в бункере остались только мы да кучи грязи и мусора, которые теперь предстояло убрать. Все, что у нас было, унесла вода: кастрюли, сковородки, ложки, консервы – все… Остались только доски, которые снова легли на грязный пол, и… мы.
И это было важнее всего. Мы были живы – только это имело для нас значение. Инструменты и продукты – дело наживное, главное, мы есть!.. За все это время мы ни разу не задумывались, какую опасность могут представлять для нас воды Пельтева. Да, река уже забрала у нас дядю Кубу, но до этого момента мы никогда не чувствовали с ее стороны большой угрозы.
На следующее утро пришли Соха с Вроблевским. Соха был настолько уверен в нашей гибели, что по пути даже зашел в церковь и поставил свечи за упокой наших душ. Он не сомневался, что кого-то из нас унесло потоком, а трупы остальных обнаружатся во Дворце. Но мы – все десять! – были живы. Соха был потрясен и посчитал это проявлением промысла Божьего. Да мы и сами думали, что без помощи свыше не прошли бы через это страшное испытание.
Я до сих пор боюсь дождей. И зародился этот страх именно в тот день. На меня наводил ужас даже звук капели. Как только начинался дождь, я сразу обращалась к маме с вопросом:
– Будет ливень, мама?
Даже после войны, увидев, что начинается дождь, я долго еще спрашивала у мамы:
– Будет ливень?
Даже сейчас я нервничаю, заслышав звук ливня. Я переношусь мыслями во Дворец и снова переживаю мгновения, показавшиеся нам последними в жизни. И не важно, что нам удалось выбраться из той передряги, что остались только воспоминания… Тогда я была вынуждена смириться с неизбежностью своей смерти…
Все это время мой папа внимательно следил за продвижением Советской армии. Он говорил, что нашим спасением будет приход русских – тех, что некогда были нашими угнетателями! Отец и Соха ежедневно вместе изучали карту Польши и, сопоставляя данные немецких, русских и польских изданий, пытались выудить из газетной пропагандистской шелухи крупицы правды о положении на фронте. Обстановка менялась изо дня в день. Сегодня немцы наступали, завтра отступали. Русские добивались незначительных успехов – чаще сообщалось об их разгроме. Но русские продвигались на запад! Отец тыкал на карте в какие-то точки и говорил:
– Они не здесь, они еще не здесь.
Каждую минуту нужно было знать, что происходит на фронте. Он, словно генерал, вел битву за победу, передвигая по карте кусочки бумаги.