В темноте

Обед у нас состоял из одного только супа, который каждый день варила Вайнбергова. Ее главной обязанностью была стряпня, и она занялась этим без возражений. У нас был один маленький примус, на котором Геня подогревала кофе по утрам, а в середине дня варила суп. Соха принес для нашего примуса большой запас горючего. Каждый день мы обедали одним и тем же супом. Иногда она добавляла в похлебку картошку, ячмень или лук, если, конечно, нашим спасителям удавалось принести эти ингредиенты. Иногда это была гречка или другая крупа, иногда фасоль. Словом, чтобы внести в наше меню хоть какое-то разнообразие, она клала в суп все, что приносили Соха с Вроблевским.

Однажды мы обнаружили, что вечно мрачный Хаскиль Оренбах ест свой суп особым образом. Сначала он вычерпывал всю жидкость, а потом разминал в пюре и съедал отдельно бобы или лук. Таким образом, у него получался обед из двух блюд. Нам эта идея понравилась, и в скором времени мы все стали есть суп этим способом.

Кормить так много людей в таких примитивных условиях было чрезвычайно трудно, но Геня с этой задачей справлялась. Из всех наших женщин она была самой серьезной и, наверно, самой резкой в суждениях. Она не единожды критиковала моих родителей за то, что они решились притащить в такое ужасное место маленьких детей. Как мне помнится, улыбку на ее лице я видела не больше пары раз за весь период нашей подземной жизни, но, возможно, это из-за того, что ее постоянно изводили тяжелые мысли. Ей пришлось оставить наверху дочь, ее бросил муж, к тому же она вынашивала ребенка… Об этом разговоров никогда не заходило. Конечно, я допускаю, что могла просто не слышать, как взрослые обсуждали эту проблему. Настолько же вероятно, что тогда я просто не понимала истинного смысла их разговоров о беременности и родах, но все-таки, как мне кажется, взрослые просто закрыли на это глаза и надеялись, что решать эту проблему придется в каком-нибудь другом месте. Вайнбергова по-прежнему ходила в своем тяжелом черном пальто… наверно, и для тепла, и для сокрытия своего состояния. Соха с Вроблевским не догадывались о ее беременности, а остальные члены нашей группы все время гадали, как лучше сообщить им эту новость и как они на нее среагируют.

Вайнбергова не очень выделялась своим черным пальто. В пальто ходили все взрослые. Наверху было лето, но в подземельях стоял холод – от сырых каменных стен и сквозняка, пробиравшего нас до костей. Меня не очень беспокоил этот холод, потому что я носила свой драгоценный зеленый свитер и грелась, прижавшись к маме или брату. Я помню, как говорила обо всем этом с Мелеком.

«Всем остальным так холодно, – сказала ему я. – А почему же не мерзнешь ты?»

«Я мерзну не меньше тебя», – ответил он.

Философский ответ, да?

Самой близкой подругой Вайнберговой была Галина Винд, которая из королевы убежища под церковью Марии Снежной превратилась в принцессу нашего Дворца. Она все время расчесывала свои волосы. Я уж и не знаю, была у нее щетка для волос сразу или ее принесли Соха с Вроблевским. Какая же она была красавица! Какие же прекрасные у нее были волосы! Казалось, ее совершенно не беспокоили вши, сотнями расплодившиеся в роскошных длинных волосах. Сегодня она зачесывала волосы на одну сторону, завтра – на другую и вела себя так, будто только что вышла из салона красоты, где ей вымыли голову и сделали укладку.

Вши были серьезной проблемой. Мама каждый день, а то и два раза в день осматривала наши с Павлом головы и вычесывала вшей специальной расческой, которую принес Соха. Взрослые по очереди проверяли друг другу головы, но бороться с паразитами было практически бесполезно. Вши были такие большие, что были видны даже при слабом свете карбидной лампы. И нас все время тянуло почесаться. Так уж устроена наша психика: если знаешь, что у тебя вши, сразу начинаешь чесаться. Вот прямо сейчас я пишу эти строки и чешусь, просто вспомнив о них. Но человек способен привыкнуть к чему угодно, и в конце концов мы привыкли и ко вшам. Мама обнаружила, что вши любят прятаться под воротниками и в складках одежды. Она находила их, смахивала на землю, мы некоторое время могли притворяться, что от них избавились, но на следующий день они появлялись снова.