В Тайге

Добежав до мелких грязных льдин, Петча тщетно мечется взад и вперед, не находя товарища. Тем временем Санча, повисший на ружейном ремне, высвободив ногу, закинул ее на льдину, уперся затылком в другую и пытается вырвать крепко прихваченную ногу.

Он выгибается, как лук, извивается, как змея, и, уже не чувствуя страха, визжит от злости, рвется из желтых зубов смерти. И вдруг падает в образовавшуюся под ним пустоту. Окунувшись, он показывается над водой. Угол большой льдины, опустившись в воду, словно огромный клин ползет на него, расталкивая мелкие льдинки. Санча вплавь бросается ей навстречу, взбирается по отлогому скату и торопливо ползет по ее спине, так как льдина, уткнувшись носом в дно, поднимает свой грузный зад, грозя опрокинуться вместе с ним.

В этот момент Петча видит совсем близко от себя, на краю поднявшейся из воды льдины, отчаянное лицо товарища.

— Прыгай!- кричит он, что есть силы.

Санча делает прыжок. Дрожа от радости и страха, Петча хватает его под руку, и они бегут к плывущему берегу.

Ледяное поле уже продвинуло их за бешеный ручей, где ожидает Гринча. Надо бежать навстречу движению. Не считаясь с ежеминутной опасностью, не замечая ее, ребята несутся со всех ног по льду, падают в пенистые валы, вскакивают и снова несутся, прыгая через трещины.

Отдышавшись, оглядев реку, они видят, что им угрожало. Где они только что были, задерживаясь на отмели, громоздясь друг на друга, льдины творят страшный танец. Горы сверкающего льда поднимаются со дна реки, растут, возносятся к небу. Сверкающие ледяные фонтаны бьют из белого поля, тают, исчезают и вновь их серебряные струи дрожат в синем небе.

— Какая сила!- на ухо Петче кричит восторженно мокрый с головы до ног Санча.

Вокруг стоит грохот. Река взлохматилась белыми космами, приняла жестокий вид. Гоня перед собой мутную воду, взрывая землю и камень, словно белые огромные утюги, льдины лезут на берег, изгибаясь и приседая на неровностях почвы. В воздухе холодеет.

— Глядите! глядите!- кричит Гринча, указывая рукой.

По огромной льдине, улегшейся до самого зимовья, словно подкрадываясь движется другая, выталкиваемая несокрушимым напором. Она приостанавливается на мгновенье и, неся на себе три яруса, нависает над жалкой избушкой. На месте зимовья, как куски белого, чистого сахара, сверкают рассыпанные глыбы.

— Стружек мой…- плачет Гринча.

— Эх, сроду не видал такой силы!- кричит Санча и бежит к льдине, ползущей на берег.- Хоть проехаться на ней!

Петча хмурит брови, сумрачно глядит на грохочущую реку; не вмещаясь в берега, она с гулом стирает их и рвет, словно зубами.

— Лес несет!

Целый участок елового леса, снятый вместе с почвой, медленно поворачиваясь, плывет меж вздыбленных льдин. За ручьем, как в тёрке, он опускается ниже, до ветвей, и вдруг исчезает в диком, белом хаосе.

4

Петче приходится одному решать вопрос, как добраться до деревни. Санча, развесив для просушки свое платье, разрядив подмоченное ружье, протирает ствол навернутой на шомпол паклей и вовсе не думает о деревне. Трусливый Гринча годен только мыть котелок и ложки.

— Мы проберемся через Красный Яр на Коврижный хребет,- говорит Петча, указывая рукой на синие горы, подковой огибающие огромный распадок,- по Коврижному на Кулёмный, а там на Брусничный, с него на речку Телячью. Завтра будем дома!

Он только издали знает эти хребты, но делает вид, что знает их, как свои пять пальцев.

В ярком утреннем блеске, приближенные прозрачным воздухом, дали обещают вполне возможный легкий и недолгий путь. Санча вскидывает решительно голову.

А сколько птицы разной, а то и сохатого убьем в хребтах!

Гринча шмыгает носом.

— Я боюсь. Давайте здесь подождем, пока вода уйдет…

— Вода уйдет-паводок придет. Две недели не просидишь здесь,- резонно отзывается Петча.

— На большинство голосов,- решает Санча и поднимает руку.- Я-за, Петча - тоже. Пошли!- Сделав лицо серьезным, он обращается к Петче:- Жеребья у меня есть, на всякий случай на тебе пару, можно прямо на дробь зарядить!

— Ладно…

Пока мальчики собираются, вода находит лазейки, бросается по низинам в озера и предательски окружает их со всех сторон.

Где еще утром Санча стрелял уток, озерки соединились в сплошное сверкающее море. Синеющий далекий лес у подножья хребта стоит по пояс в стальной воде. Приходится пробираться по покрытому льдинами берегу. Они прыгают по холодной изумрудной плотине, сквозь которую грохочущая река стремится широкими потоками в распадок.

По скользкому глинистому откосу Яра невозможно подниматься. Уклонившись по подножью, ребята, где по валежнику, где по кочкам, за полдня только попадают к хребту. По склону, поросшему сосняком, поднимаются в вершину. После неудобного тяжелого пути чащей и болотами, в просторном светлом бору хочется петь, кричать и стрелять. На сухой поляне, устланной коврами фиолетовых самсонок, первых цветов из-под снега, ребята падают на землю, лицом к теплому солнцу.

— Ничего не надо лучше, как охотничья жизнь!- восторгается Санча.