В стране заоблачных вершин

— Ребята, — сказал Мысловский, — в тот же день хотели добраться до третьего лагеря и поэтому решили идти, не останавливаясь. Для меня началась растянутая на двое суток пытка болью. У каждого крюка, у каждого узла на веревке мне приходилось перестегивать самостраховку. Я прикинул, сколько таких болевых ударов предстоит еще мне испытать. С трудом передвигал ногами. Очень хотелось пить — давали знать обмороженные руки и уколы, которые заботливо делал три раза в день Сережа Бершов. Когда мы спустились в четвертый! лагерь, я — перед глазами стоял предстоящий крутой спуск — сказал ребятам, что никуда дальше не пойду, пока не выпью чаю и не засну хотя бы минут на пятнадцать. Я лег, уткнувшись лицом в рюкзак, и словно провалился. Когда проснулся, в лагере никого уже не было: все двинулись в путь. Долго провозился, привязывая кошки. Пальцы сводила боль.

Мысловскому нестерпимо хотелось спать. И не только потому, что за последние 32 часа изнурительной работы на большой высоте он отдыхал всего два часа. Сильное обморожение, начавшееся омертвение, тканей на пальцах рук еще более усиливало состояние сонливости, временами он впадал в забытье. В результате длительного пребывания на большой высоте развивается также высотная детериорация — ухудшается самочувствие, развивается апатия.

А в это время Валентин Иванов и Сергей Ефимов приближались к вершине. На их пути вставали скальные стенки с засыпанными снегом полками, острые гребни, крутые снежники и снова стенки. Вместе с ними поднималась и густая облачность. Вот и вершина. Они смотрели друг на друга, на выглядывающий из-под снега металлический штырь с прикрепленными к нему вымпелами альпклуба «Донбасс» и ЦС «Авангард», на два привязанных пустых баллона, на возвышающиеся из-под плотных облаков высокие вершины. Валентин Иванов и Сергей Ефимов стали пятым и шестым советскими альпинистами, побывавшими на вершине Эвереста.

По дороге из четвертого лагеря в третий Мысловский решил немного отдохнуть и заодно поправить сбившуюся набок кислородную маску. Пальцы в перчатке не шевелились. Он с трудом снял ее, но негнущиеся пальцы не удержали перчатку, и она пропала из виду. Запасной не было — все улетело в пропасть вместе с рюкзаком на том же самом месте. Мысловский понимал, что единственное спасение — это продолжать спуск. Без перчатки, в рваной рукавице, но идти надо. И он шел. Мучительная пытка продолжалась.

«Где же предел человеческих возможностей? — задавался вопросом Е. И. Тамм. — Для Эдика эти два длинных дня стали испытанием духа и воли. Руки обморожены. Кончики пальцев почернели, местами на них лопнула кожа. Они болели сами по себе… А надо было спускаться по сложным и крутым скалам, пользуясь непрерывной «цепочкой» веревочных перил. Четыре километра веревок, на каждые 50 метров приходится минимум по три крюка, то есть минимум три раза надо этими руками отстегнуть и вновь пристегнуть страховочный карабин. Все 4 километра необходимо крепко держаться руками за веревку и жумар[16]. Все 4 километра — два дня — надо терпеть и терпеть. Никто не мог ему в этом помочь, никто не мог за него (этого он не хотел допустить) перестегиваться и держаться. Только эти его пальцы. Только эта его воля».

На счастье, Мысловскому повстречались Валерий Хрищатый и Казбек Валиев. Они шли на штурм. Казбек Валиев отдал Мысловскому запасные варежки из собачьей шерсти домашней вязки. К третьему лагерю Мысловский подошел уже в темноте. В палатке сразу же заснул. Тридцать шесть часов на высоте более 8000 метров и практически без сна.

На следующий день продолжали спуск. Сергей Бершов старался все время держаться поближе к Мысловскому, отвлекая его от трудностей пути. Балыбердин к тому времени восстановил силы и в посторонней помощи уже не нуждался. Еще через день, 7 мая, в нижней части ледопада Кхумбу восходителей встретили и горячо приветствовали участники экспедиции, доктор, кинооператоры.

Радостная встреча ожидала их и в базовом лагере. Вместе с советскими альпинистами ликовали и шерпы. Все поздравляли не только первопроходцев маршрута — В. Балыбердина и Э. Мысловского, но и С. Бершова и М. Туркевича, совершивших уникальное ночное восхождение на высшую точку планеты, а также обеспечивших благополучный спуск всей четверки.

— Ребята, вы не представляете, что вы сделали! — сказал за обедом Евгений Игоревич Тамм Бершову и Туркевичу — ангелам-хранителям первой двойки.

— Самое трудное у нас осталось позади, — продолжал свой рассказ Мысловский. — Когда я спустился со скал на ровное место перед первым лагерем, остановился, сел на камень лицом к горе и вдруг понял: вот и все. Была мечта, я жил с ней многие годы. Существовала гора — самая большая в мире, на которой я не был. Были тайна, путеводная звезда, цель. Были — и нет, и никогда больше всего этого не будет.