В стране заоблачных вершин

Они жали друг другу руки, никак не могли поверить, что стоят на самой высокой точке планеты. Как потом скажет Михаил Туркевич, не было у них «полного ощущения свершившегося, все получилось слишком неожиданно и быстро». В свете луны восходители пытались даже сфотографировать друг друга, но «Роллей» Бершова безнадежно замерз, а «Смена» хотя и работала на таком морозе (правда, чехол из кожзаменителя рассыпался словно стеклянный) безотказно, однако чувствительности пленки не хватило. Оставив на вершине значки и вымпелы, а также очередной пустой баллон, они, сияв кислородные маски и подышав воздухом Эвереста, в 11 часов вечера начали спуск. Ветрозащитные куртки покрылись блестящей коркой льда, а на груди от вытекающего из маски конденсата образовались ледяные щиты. Мороз был такой сильный, что даже веки смерзались. Они не надели светозащитные очки, так как передвигались в темноте. По пути прихватили кошки, оставленные Балыбердиным.

Минут через сорок внизу они заметили Мысловского и Балыбердина и около полуночи подошли к ним. Теперь восходители стали двигаться вместе. Бершов и Туркевич старались всячески страховать вконец истощенных товарищей. Ночной спуск по скользким, заснеженным скалам оказался невероятно трудным и опасным, но они были все вместе, и на душе стало спокойнее, появилась уверенность, что спуск пройдет благополучно.

Между тем мороз крепчал, порывы ветра становились сильнее. А тут еще и луна зашла за облака. В половине второго ночи альпинисты спустились по скальной стене и начали выбирать место, где можно было бы надеть Мысловскому и Балыбердину кошки, ведь они по-прежнему шли в вибраме. Неожиданно Мысловский резко сел на камень и сказал, что здесь ему очень хорошо и с места он больше не сдвинется. Бершов посмотрел на манометр: кончился кислород. Сергей отдал ему свой баллон. Пока Бершов подсоединял патрубки, Туркевич надел кошки Мысловскому и Балыбердину.

Изнурительный спуск проходил медленно. Туркевич и Бершов натягивали между собой сорокапятиметровую перильную веревку. Мысловский и Балыбердин, пристегнувшись к ней и держась за нее, медленно шли вниз. Затем вновь работали Михаил и Сергей, и опять все повторялось сначала. Спускались в полной темноте. Не было видно не только куда ставить ногу, но даже и самих ног. Туркевич (он шел впереди) временами подсвечивал затухающим лучом фонарика и чуть ли не на ощупь находил правильный путь. Наконец-то стало светать.

Заканчивался двадцать третий час штурмового выхода Мысловского и Балыбердина — двадцать третий час непрерывной тяжелейшей работы, без сна и отдыха. До пятого лагеря оставалось совсем немного — всего около 100 метров. Владимир Балыбердин потом писал, что близость финиша буквально доконала его. «Спало нервное напряжение, на котором только и шел. Плелся, присаживаясь в снег через каждые 10–20 метров… Пожалуй, никогда за всю альпинистскую карьеру я не был так близко к концу…»

Валентин Иванов и Сергей Ефимов, которые в это время находились в пятом лагере, стали беспокоиться. Прошло уже более одиннадцати часов, как вышли на помощь Бершов и Туркевич. Даже «Маяк» успел передать сообщение о штурме Эвереста Балыбердиным и Мысловским. И вот в 5 часов 30 минут утра у палатки послышались голоса. Ефимов высунул голову из палатки и крикнул.

— Как там ребята?

— Да вон, идут, — ответил Сергей Бершов, который подошел к лагерю первым.

— Вы поднялись на вершину?

— Да!

На радостях Ефимов втащил Бершова за голову в палатку. Посыпались поздравления. Помогли забраться в палатку Мысловскому и Балыбердину. В двухместной палатке теперь оказалось шесть человек. Валентин Иванов и Сергей Ефимов начали собираться на штурм Эвереста. Несмотря на трудную ночь, проведенную без кислорода, они горели желанием достигнуть заветной цели.

Мысловский и Балыбердин были невероятно измучены и утомлены. Говорили невнятно. Они настолько замерзли, что сами раздеться не могли. Их напоили горячим чаем. У Мысловского пальцы на обеих руках были иссиня-черными, негнущимися. Уже тогда Туркевичу стало ясно, что, вероятно, Эдуарду не удастся избежать ампутации. Непривычно видеть такую руку — не верилось, что она принадлежит живому человеку. Балыбердин тоже обморозил пальцы на руках и на ногах, но степень обморожения была значительно меньше.

Связались с базовым лагерем. По рации Свет Орловский сообщил, какую помощь необходимо оказать пострадавшим. Обоим дали таблетки кампламина и трентала, а Мысловскому сделали еще и инъекцию гидрокортизона. Легли спать. Но уже через два часа надо было вставать. Мысловского и Балыбердина подняли с большим трудом. После невероятно трудного рабочего дня, продолжавшегося в общей сложности 23 часа 15 минут, они отдыхали всего два часа. Но им необходимо было спешить. Кислорода оставалось мало, надо быстро терять высоту.