В степи опаленной

Сержант молчаливо ведет меня через густую заросль, в которой уже промята тропа. В темноте не разглядеть, что тут растет, но по запаху догадываюсь: полынь. В ее нежный, немножко дурманящий аромат, наплывая временами, вторгается трупный запах, вероятно, где-то здесь, в полыни, лежат убитые наши или немцы.

Где-то совсем близко слышны глуховатые удары врезающихся в землю лопат, шелест выбрасываемой земли - там окапываются.

Сержант останавливается. Перед нами небольшой, аккуратно вырезанный окоп. Спускаемся в него. В окопе станковый пулемет, возле дежурный пулеметчик, он же, наверное, и наблюдатель - стоит, припав грудью к брустверу, смотрит. Возле пулемета под плащ-палаткой спит еще один солдат.

- Далеко до немцев? - спрашиваю пулеметчика.

- Метров триста-четыреста...

На таком расстоянии разговор не слышен, но говорим мы почему-то шепотом. Впрочем, немцы могут оказаться и ближе - разведка, например.

- Как там, впереди? - спрашивает сержант пулеметчика. - Немца слыхать?

- Не, - отвечает пулеметчик. - Тоже, наверное, за день навоевался. А это что за труба, товарищ лейтенант?

Я объясняю.

- Нам немец в сорок первом, когда в окружении мы были, тоже в трубу кричал, чтоб сдавались, - вспоминает пулеметчик. - Да только не больно мы его слушали. Навряд и немец вас послушает.

- Время меняется, - отвечаю я. - С учетом этого и строится наша разъяснительная работа.

- А наша вот на нем строится, - пулеметчик кладет руку на щиток максима.

- Вот и хорошо, одно к одному. - Я поворачиваюсь к сержанту: - Пошли?

Глухо вздохнув, сержант явно ждет: пойду ли я первым? Ну что ж... Выкладываю трубу на бруствер, уперевшись в него руками, выбрасываю тело из окопа. Падаю грудью на прохладную землю, делаю несколько шагов вперед, ложусь. Оглядываюсь: где мой охранитель? Не отстал? Нет, вот он, чуть позади меня. Подымаюсь, быстро иду вперед, снова ложусь. Жду, когда сержант догонит. Он деликатно трогает меня сзади за голенище, шепчет:

- Не надо так далеко...

Но мы проползли - прошли не больше тридцати-сорока шагов. Маловато... Немцы могут и не услышать. Надо продвинуться еще. Подымаюсь, иду, придерживая трубу на весу, чтобы не загреметь ею о землю. Сержант, хочется ему того или нет, вынужден следовать за мной. На ходу приглядываюсь: ямку хоть какую-нибудь приметить, чтоб укрыться на случай обстрела. Но, как на зло, место ровное, никаких укрытий, только невысокая травка. Хотя бы воронку увидать...

Сержант равняется со мной, шепчет опасливо:

- Да куда же вы? Хватит!..

Может быть, действительно, уже хватит? Не было бы далеко бежать обратно, в случае чего.

Еще несколько шагов. Передо мной - высокий, пахнущий пылью, местами измятый бурьян. Ложусь в него.

- Хватит! - снова шепчет мне в ухо мой охранитель. Пожалуй, сержант прав. Говорю ему:

- Поглядывайте по сторонам!

Поудобнее, лежа, примащиваюсь на упругом, немного колком, пружинящем подо мной бурьяне. Внезапно на какой-то миг вспыхивает воспоминание: на ночных занятиях по тактике в училище вот так же приходилось, ориентируясь чуть ли не наощупь, отрабатывать тему Взвод в наступлении ночью, перебегать и ползать... Но там противник был условный, свои же ребята-курсанты. А здесь в каких-нибудь трехстах шагах настоящий враг. А может быть, и ближе?

- Смотрите в оба! - шепчу сержанту. Он молча кивает, ложится, уперев локти в землю, автомат - наизготовку.

Не заметил ли нас противник? Нет. Тишина. Тишина незыблемо лежит над недавним полем боя.

Беру в руки трубу. Но, лежа, держать ее неудобно. Вот если бы приделать к ней сошки, как у ручного пулемета, только подлиннее... Да ладно, рационализаторские предложения потом. Подымаюсь, принимаю положение как при стрельбе с колена, подношу трубу к губам.

- Дойче зольдатен унд официрен!.. - труба так усиливает звук, что я даже немножко пугаюсь собственного голоса. Но надо говорить как можно громче. И как можно быстрее, - пока немцы предпочтут слушать меня, а не стрелять на голос, но не так быстро, чтобы меня расслышали и поняли.

- Дойче зольдатен унд официрен! - возглашаю я еще раз и затем произношу весь заученный текст. Прислушиваюсь. На стороне противника по-прежнему тихо. Слышат ли там меня? Слушают ли?

Еще раз повторяю текст. Теперь делаю это уже спокойнее.

Закончив, зову сержанта:

- Переменим позицию! - и осторожно перебираюсь правее, шагов на сто в сторону. Так наставлял меня Миллер: с одного места долго не говорить, чтобы противник не засек.

Устраиваюсь на новом месте - оно совсем открытое, трава невысокая, редкая, лишь кое-где торчит заметный в темноте широкими листьями репейник.