В списках спасенных нет

— Ты спишь?

— Нет, — ответил Афанасьев.

Борис нащупал фанерки, закрывающие иллюминатор, вставил их, затянул шторы, ощупью нашел на стене выключатель и повернул его. Вспыхнул свет. Афанасьев лежал на диване, подложив руки под голову. От яркого света оба зажмурились.

— Ну? — спросил Борис, присаживаясь на диван в ногах у Афанасьева.

— Что «ну»? — переспросил старший штурман, отлично догадываясь, о чем спрашивал Борис.

— Как тебе нравится?

Глядя на потолок, Афанасьев ответил:

— Цель оправдывает средства.

— Знаешь, что я думаю? — сказал Борис. — Он ищет смерти.

Эта мысль поразила Афанасьева. Он сел и внимательно посмотрел на своего приятеля, точно хотел на его лице найти подтверждение; потом, подумав, покачал головой:

— Нет, глупости. Ты не видел его глаза. Не ненависть и злоба, а, если хочешь знать, трезвый, холодный расчет руководил капитаном, когда он пошел на таран.

В это время вошел старший механик Курако, высокий мужчина в просторном кителе.

— Ничего не пойму, — сказал он, разводя руками. — Даже не сошел вниз посмотреть повреждение!

— Я ему доложил, — вступился за капитана Афанасьев.

— Брось, чтобы капитан лично не осмотрел?

Афанасьев тоже не мог найти объяснения поступкам капитана.

— Он никому не доверяет мостика, — сказал старший штурман, не веря в то, что говорит. И, хотя до вахты ему еще оставалось пятнадцать минут, добавил: — А мне на вахту.

Войдя на мостик, Афанасьев сразу разглядел в темноте фигуру Полковского, и в груди у него шевельнулось чувство симпатии, сострадания к этому непонятному человеку.

26

Слух о подвиге «Аджарии» добрался до Новороссийска раньше, чем само судно. Полковского встретили как героя. На причал, где швартовалась «Аджария», прибыли знакомые капитана, Мезенцев, перебравшийся в Новороссийск со своим управлением, подкатила и штабная машина.

На борту «Аджарии» собралась довольно большая группа торговых и военных моряков. Все теснились в каюте Полковского, горячо и искренне поздравляли его. Он равнодушно выслушивал поздравления и нехотя отвечал на пожатия.

Вид Полковского, равнодушное и бледное лицо с каким-то отсутствующим взглядом, молчаливость и нелюбезность мало-помалу остудили пыл моряков: они неловко переминались с ноги на ногу; кое-кто ушел на палубу поговорить с командой.

— Садитесь, — спохватившись, сказал Полковский, холодно показывая на диван и кресла. Но ему хотелось быть одному, он чуждался людей.

— Андрей Сергеевич, расскажи подробнее, — попросил Мезенцев.

— Не помню, поговорите со штурманом, — ответил Полковский и уставился в иллюминатор, откуда виднелись причал, краны, вокзал. Вспомнив, что ему надо будет сойти на берег, снова ходить по улицам, говорить, здороваться, — он нервно вздернул плечами и резко обернулся к Мезенцеву: — Долго я буду стоять?

Мезенцев, с болью разглядывавший Полковского, поражался, что за две недели человек постарел на несколько лет, сделался совершенно другим, ответил наобум:

— Ты нездоров?

— Чепуха! — махнул рукой Полковский, не придав значения замечанию Мезенцева. Но вдруг он сообразил, что его, чего доброго, могут снять с судна и послать в госпиталь. Лицо его задрожало от отвращения. Он подошел к Мезенцеву и внушительно сказал: — Запомни, я здоров и хочу плавать.

— Что с тобой? Что с тобой? — отмахивался Мезенцев. Щеки его вздрагивали, он недоумевающе улыбался и смотрел на других, точно ища у них защиты. — Кто тебе мешает? Плавай, мы только рады.

Блинов, щурясь, сбоку наблюдал за Полковским и думал, что он безнадежно болен, что его душевная травма неизлечима и что он, наверное, стремится в море для того, чтобы уйти от людей и найти благородную смерть. И, подумав так, он вдруг по-новому оценил подвиг «Аджарии» и, пристально всматриваясь в Полковского, подумал: «Ты, братишка, хотел, должно быть, очутиться там, куда случайно отправил субмарину?» Ему стало жаль Полковского.

Но Блинов решил попытаться спасти его, познакомить со своей сестрой, молодым врачом, неотразимой силой обаяния которой он гордился, и ввести в круг своих друзей.

Когда все разошлись, Блинов подошел к креслу, где сидел Полковский, и положил руку на его плечо:

— Пойдем ко мне, немного разомнемся?

— Нет, я устал, — ответил Полковский, подняв голову.

Блинов увидел морщинистый лоб, спутанные седые волосы, равнодушные глаза и, поняв, что бесполезно просить, добавил:

— Обещайте, что в другой раз.

— Хорошо.

Когда Блинов попрощался и ушел, в каюте стало совсем тихо. Полковский вздохнул, разделся и лег на кровать. Он действительно устал.

27

Постепенно среди моряков распространился слух, что Полковский ищет смерти, что его храбрость и отвага — это неудачные попытки погибнуть.