В союзе звуков, чувств и дум

«Села тихо и глядит» («все тихо, просто было в ней» в Татьяне!).

Не повторяется ли здесь, в появлении музы на петербургском рауте, чудно преобразованное появление Татьяны в московском Собрании? Теперь не Татьяна, а муза в облике Татьяны скользит, «незамечаема никем». Разница только в том, что Татьяна реальная девушка «смотрит и не видит» окружающую ее реальную обстановку, а Татьяна - муза глядит и видит все, «любуясь шумной теснотою, // Мельканьем платьев и речей, Ц Явленьем медленным гостей // Перед хозяйкой молодою, Ц И темной рамою мужчин // Вкруг дам как около картин». Она первая замечает и Онегина. Автор обращает на него внимание, лишь «с ревнивой робостью» перехватив ее взгляд. И взгляд ее небеспристрастен:

...Но это кто в толпе избранной,

Стоит безмолвный и туманный?

Для всех он кажется чужим.

Мелькают лица перед ним

Как ряд докучных привидений.

В его лице? Зачем он здесь?

Кто он таков? Ужель Евгений?

Ужели он?.. Так, точно он...

Эта стремительность следующих один за другим вопросов, эта пристрастность интереса, вначале инстинктивного, а потом уже осознанного, это нескрытое потрясение: «Ужели он? Так, точно он» - все это выражения души знакомой нам уездной барышни.

Муза, таким образом, вполне сохраняя свою божественную наблюдательность по отношению ко всему окружающему, находясь, как полагается богине, над происходящим, сохраняет в это же самое время облик и душу героини романа. Похоже на то, что автор не в силах оторваться от некоего облика: «...она и все она».

Еще немного, и на наших глазах произойдет встреча двух Татьян - музы и княгини. Но нет, от резкого неприязненного голоса незнакомца: «Давно ли к нам он занесен?» муза, «как лань лесная боязлива»... исчезает, и через минуту появляется... в облике княгини.

В этих чудесных метаморфозах, может быть, и следует искать секрет изображения Татьяны.

Таня Ларина возникает в романе как реально существующая девочка со своими чертами характера и облика. Невзирая на то что она - создание авторского воображения («плоды мечты моей»), точнее, благодаря силе этого творческого воображения, она начинает жить самостоятельной жизнью, и автор в какой-то момент сам начинает воспринимать ее как человека, существующего независимо от его, автора, воли. Скоро выясняется, что он любит ее. Не только, как свое творение, но и как существо, живущее по своим собственным законам, независимо от того, чье оно творение. Чем пристальнее вглядывается он в это существо, тем больше обнаруживает в нем черты своего верного идеала. И когда возникает необходимость изобразить самое музу, автор придает ей облик Татьяны, ибо «девочка несмелая», некогда им созданная, придуманная, уже не только владеет его помыслами, но и направляет его творчество. Уездная барышня, дорогая Пушкину сама по себе, возвышенная до степени богини поэзии, становится дорогой вдвойне. Теперь «страх» открыть заветное лицо доходит до «ревнивой робости»...

Но если отвлечься от обаятельной традиции, берущей начало в античной мифологии, и перевести вопрос с языка символов на реалистическую почву, то что такое на самом деле есть «муза», божественная «камена»?

Очевидно, не что иное как другое я самого поэта, материализованное в том или ином облике, тем или иным способом проявление его души, его творческого порыва. Пушкин находит для образа своей музы рисунок такой художественной силы, что мы воспринимаем ее тоже как самостоятельное действующее лицо романа. Это не та классицистическая скучная «эпическая муза», от которой поэт отделывается, как от обузы, в конце VII главы:

Довольно: с плеч долой обуза,

Я классицизму отдал честь,

Хоть поздно, а вступленье есть.

Не случайно фигуры обеих муз поставлены в непосредственной близости друг к другу: для контраста.

Образ своей музы Пушкин творит по образу и подобию своей жизни.

За поразительной даже для «Онегина» поэтичностью пяти строф, посвященных музе, проступают точные черты человеческой и творческой «автобиографии». Припомним. Сады лицея, студенческая келья. Встреча с Державиным. Это - лицейские годы. «Безумные пиры», вакхические резвости - это Петербург. «Вдаль бежал» - иносказательное «выслан», ссылка на юг. Точно указываются места, которые посетил поэт (Кавказ, Таврида, Молдавия). Ссылка в Михайловское («И вот она в саду моем»). Приезд в Петербург после ссылки...

Своего рода «анкета», которую можно подкрепить датами - «расчислить по календарю».