Я сделал это с радостью. Взялся за ручки на спинке кресла и покатил Мэдди из большой комнаты через весь чердак, мимо старых комнат для прислуги к лифту. Опустились на второй этаж, я поднял деревянные двери и выкатил Мэдди в задний холл.
— Отсюда меня заберет Соланж, — сказала сестра.
— Хорошо, — ответил я и двинулся к двери на половину прислуги.
— Подожди, Алекс! — почти прокричала Мэдди. — Там же их гостиная!
Мы оба явно были в стрессе.
— Не волнуйся, я собирался постучать, — сказал я.
Однако, прежде чем я успел постучаться, вышла Соланж, закутанная в розовый халат.
— Собираетесь ложиться? — спросила черная женщина.
— Да, — спокойно ответила сестра.
Соланж улыбнулась мне и покатила Мэдди в другой холл, к хозяйской спальне. Я проводил их до самой двери. Попрощался.
— Доброй ночи, Алекс, — ответила Мэдди, подняла руку и помахала мне. — Я люблю тебя.
— И я тебя люблю.
Они ушли, скрылись, чтобы начать свой вечерний ритуал — Соланж поможет сестре умыться, раздеться и устроиться в кровати. Когда же, любопытствовал я, Мэдди откроет мне свои мысли? И что она на деле выудила из моего рассказа?
Я шел по спиральной лестнице и смотрел поверх перил вниз, в передний холл — там оставили включенным один светильник. Потом посмотрел вверх, на темный купол Тиффани, перекрывающий третий этаж. Пересчитал спальни: одна, две, три, четыре, пять и шестая, хозяйская. Все расположены вокруг площадки второго этажа, все просторные, каждая из них куда больше, чем гостиная у меня дома.
Моя спальня выходила на переднюю сторону, она одна была освещена. Войдя туда, я обнаружил, что мои чемоданы заботливо распакованы, у кровати поставлен хрустальный графин с водой, кровать застелена. Я остановился на пороге. Да, я устал, но не был готов ко сну. Пока — нет. В голове продолжалось коловращение. Мое тело, без сомнения, было здесь, но некая часть меня оставалась в Миннеаполисе, в том апреле, с Тони. Меня перебросили — или, скорее, перегипнотизировали — обратно, и тело вернулось на остров сестрицы Мадлен быстрее, чем аура или там карма. Какая-то часть моего существа еще была растянута, как струна, в небесах между Миннеаполисом и озером Мичиган, и мои мысли реяли в небе.
Я повернулся, спустился в холл и вышел в переднюю дверь. Широкая терраса, выкрашенная в серый цвет, тянулась вдоль фасада и западной стороны дома. Я побрел по ней, вдыхая свежий воздух; он был сырой и холодный. Слышал, как бьются волны внизу, видел звезды в сине-черном небе. Прислонился к колонне, рассматривая каменистый берег перед домом. Луна давала немного света, и, когда глаза привыкли к темноте, я смог различить черные купы деревьев, пляж, лодочный ангар. Как связать воедино все, что я знаю о смерти Тони? Как сделать то, что не удалось полиции? Есть ли у нас шанс на…
— Вам не стоит быть здесь, снаружи.
Я подскочил, обернулся, увидел плотную черную фигуру с неразличимым в ночи лицом и сказал:
— О Господи, Альфред, вы меня напугали.
— Ночью собаки на свободе, и вам не стоит выходить наружу, не предупредив меня.
— Ага.
Он просто стоял передо мной, он был одновременно похож на бандита и на педантичную школьную учительницу. Я собрался было с ним поболтать, но сообразил, что не выйдет, — ясно, чего он хочет; я вдохнул напоследок свежего воздуха и потянулся.
— Ну, я думаю, с меня достаточно.
Я двинулся, и он тут же пошел к передней двери, открыл ее и проводил меня внутрь, будто я — правонарушитель, сомнительная личность. Затем вошел сам и заботливо запер дверь.
— Спокойной ночи, Альфред, — сказал я с лестницы.
— Спокойной. — Он исчез в бильярдной комнате, примыкающей к заднему холлу.
Вот вам и вечерняя прогулка, думал я, поднимаясь по лестнице. Взаперти. Свет погашен. Он был странен мне, этот дом. Своего рода тюрьма; я начал ощущать себя не столько гостем, сколько пленником. Если не считать звука моих шагов по ковровой дорожке, стояла полная тишина. Я поднялся на второй этаж и понял — нет, что-то не в порядке. С площадки я услышал голос, причем именно один голос, а не два. Голос моей сестры. Он становился все громче, и было ясно, что она гневно кричит на кого-то, и это было невероятно, потому что Мэдди никогда не выходит из себя. Она из тех, кто держит себя в руках. Так что она делает? Возможно ли, что она разъярилась на Соланж? Но за что? Я стоял совсем тихо на краешке персидского ковра и таращился на дверь хозяйской спальни. Должна быть видна полоска света под дверью, но там темно. Значит, Соланж там нет? Но если не она, тогда кто? Может ли быть на острове и в этом доме кто-то, о ком я не знаю?
Я ясно расслышал крик Мэдди:
— Господь тебя накажет!
Я вздрогнул. Это была не моя сестра, по крайней мере, не та, которую я знал. И тут что-то хлопнуло. Дверь? Медленно и тихо я подобрался поближе. Было слышно, что моя железная сестра теперь плачет — не всхлипывает, а громко рыдает. Бог ты мой, что происходит? Я придвинулся еще на шаг, ошеломленно прислушиваясь к этому взрыву. Мэдди взвизгнула, что-то стеклянное ударилось в стену или об пол и разлетелось звенящими осколками.
Я подошел к двери, постучал и спросил: