Хорошо, если так. Он или кто-нибудь еще из этих больших коричневых парней, добрых и внимательных, которые переносят больных с кровати на каталку и тому подобное. Я знал нескольких из них, играл с ними в софтбол[7]. И надеялся: это один из них украл у меня Тони.
Но все было не так.
— Нет. — Тони покачала головой.
Теперь я откашлялся и заставил себя сказать настоящую правду:
— Может, ты из геев?
Тони кивнула и сжала мою руку.
— Да, я лесбиянка.
— А… Я так и подумал.
— Помнишь мою приятельницу, Лору Коул?
— Она помогала тебе собираться. — Голос у меня был сиплый.
— Да. Мы полюбили друг друга и с тех пор почти не расставались.
Так я и подозревал, и был готов в это поверить. Особенно когда вспомнил, как они себя вели. Я видел Лору несколько раз до того, как Тони ушла от меня. Однажды мы втроем ходили обедать в какое-то итальянское заведение. У Лоры было широкое лицо славянского типа, маленькие глазки. Белокурые волосы, очень длинные и прямые. Не толстая, но и не худышка. Шутки у нее были бордельные. Я помнил это потому, что всегда забываю анекдоты, но один из ее анекдотов все-таки запомнил. «Знаете анекдот про медсестру? — спросила она, когда мы управлялись со второй бутылкой. — Которая ходила по больнице, заложив за ухо термометр?» — «Нет», — ответила Тони. «Нет», — как эхо повторил я. «Кто-то из врачей спросил, что это, а она схватила термометр и завопила: «О Господи! Я оставила карандаш в чьей-то жопе!»
Точно. Она смешила нас весь вечер — особенно Тони. Несколько раз они начинали истерически хохотать, я пытался соответствовать. Отчетливо помню мое ощущение в тот вечер — я третий лишний. Значит, вот когда это началось. Сейчас это тоже имело значение.
Антуанет Доминго — лесбиянка? Да, слово наконец сказано. Факт, который нелегко принять, но я могу и должен его принять. И все-таки нам с Тони было хорошо! Как мы потрясающе трахались!
— Я очень тебя любила, Алекс, — сказала она. — Правда. Но я не могла быть с тобой, притворяясь тем, кем не была. Я не могла тебе врать. Поэтому ушла. Я понимаю, это была скверная игра. Дерьмовая. И мне теперь стыдно.
Я смотрел на большой камин, отделанный дубом. Думал, просеивал события, пристегивал один факт к другому.
— Зря ты не сказала — я получил бы под дых, но понял. — Я прижал ее руку к губам. Я знал, что буду всегда любить ее, но теперь на иной лад. — На деле я чувствую себя дураком. Вроде пялишь на ногу ботинок и злишься, что он не лезет, хотя должен бы лезть. Наконец через десять лет тебе говорят: «Эй, приятель, этот потрясающий ботинок — на левую ногу, а ты суешь в него правую!»
— Знаю, Алекс, прости меня. Могу только сказать, что решиться на однополый брак было невероятно трудно. Трудно смотреть в лицо правде. Мне не нужно было решать, кто я, нормальный человек или лесбиянка. Я выбирала — хочу я быть честным человеком или нет.
— Понятно. — Теперь я смотрел на Тони по-новому и видел, что ей больно, но она в мире с собой. — Ты счастлива?
— Последнее время было паршиво, и не только из-за смерти Лиз, но не будем в это лезть. Так что не все идет гладко. Я не говорю, что предпочла бы выйти замуж и наплодить полный дом детей, но… В общем, знаю, что решила верно.
Я погладил ее по руке и спросил:
— Можно я тебя обниму?
— Это будет очень славно.
Мы легли рядом на зеленый диван — моя грудь к ее спине, — как две старые ложки в коробке. Я поцеловал ее в шею, она обвила себя моими руками и спросила:
— Мы можем снова стать друзьями? Я имею в виду — настоящими друзьями.
— Знаешь, я малость ошарашен. — Я прижал ее к себе. — Но думаю, если нам нельзя быть любовниками, я возьму тебя в друзья.
Мы лежали молча, и обоим было скверно, потому что мы знали: ничего из этого не выйдет. Боль сменилась забытьем, и сон смыл с нас все беды.
ГЛАВА 13
Под утро я потихоньку встал, нашел одеяло, чтобы укрыть Тони. Затем…
Что? Что такое? Кто там еще?
Я заворочался в кресле. Кто-то говорит со мной, выталкивает меня из этого времени. Но я хочу остаться здесь. Кроме того, мне надо кое-что выяснить.
Я чувствовал себя так, будто меня будят силком, когда я этого абсолютно не желаю. Какая еще еда? Нет, я вернусь на диван. Там спит Тони. Лягу, обниму ее, засну и буду с ней и со снами, которые нам приснятся.
Но я только хотел… Только хотел… Чего? Выяснить, что я не был дураком? Не сделал ничего дурного?
Нет, одну глупость сделал. Слишком долго Тони была для меня светом в окошке. Давным-давно надо было ее забыть.