В сладостном уединении

— Я не совсем уверен, насколько хороша эта идея — пригласить секретаря. Вначале, когда я думал об этом, подобная мысль пришлась по душе. Если же ничего не выйдет, расстанемся. Не стану же я держать вас из-за вашей красоты. Мой сын предупредил вас?

Пруденс отчаянно кивнула.

— И все же вы решились приехать?

Она снова кивнула. Про романтику решила лучше умолчать.

— Я рада, что приехала, мистер Монтгомери.

— Надеюсь, никаких обид, мисс Эдвардс. Человек я не простой. Да и за девять лет не написал ни строчки. Теперь вообще не уверен, смогу ли писать. А такие сомнения не должны одолевать писателя. — Он сделал паузу. — Эти мысли пугают меня.

— Вы извиняетесь? — спросила Пруденс улыбаясь.

Хейли испуганно посмотрел на нее:

— За что?

— За то, что вы боитесь?

Лицо у него потемнело. Пруденс прислонилась к холодной стене. "Ну вот и конец, — подумалось ей. — Не продержалась здесь и сутки". Но Хейли внезапно рассмеялся.

— Показываете характер? Если вы и работать так начнете с понедельника, то мы с вами споемся, мисс Эдвардс. Если трусите, можете сбежать раньше. — И повернулся, чтобы уйти.

— С понедельника? — в спину ему спросила девушка. — Мы начнем с понедельника?

— Конечно, — улыбнулся он, оборачиваясь. — Надо же вам устроиться, отдохнуть после перелета. А то еще заснете за машинкой.

Уверенной походкой он зашагал через луг. Собаки бежали впереди. Пруденс наблюдала за ними. Она прихватила с собой фотоаппарат — Эллиот хотел заодно получить и снимки. Вот он первый кадр! Как жаль, что камера в сумке! И вдруг внезапно ощутила страшную усталость — разом сказалось все напряжение последних дней и долгого бессонного перелета. С трудом поплелась к замку и зашла в него через боковой вход, который, оказывается, вел прямо в кухню. Там стояла маленькая женщина неопределенного возраста — на вид ей можно было дать от шестидесяти до восьмидесяти — и резала помидоры на грубом сосновом столе.

— Вы, наверное, Мэри Эдмонд? — спросила Пруденс. — А меня зовут Пруденс Эдвардс.

Женщина улыбнулась, прядь волос упала ей на лоб.

— Очень приятно, — произнесла она с шотландским акцентом.

— Боюсь, что не проснусь до ужина, хочу попросить у вас сандвич.

— Нет-нет! Не могу этого позволить, тем более в день вашего приезда, — запротестовала Мэри. — Я сейчас принесу вам поесть.

Пруденс поблагодарила и пошла наверх.

Через несколько минут Мэри постучалась в дверь. В руках у нее был поднос с жареными помидорами, колбасой и горячим хлебом. Девушка с удовольствием принялась за еду. Потом, усталая, свалилась на кровать, даже не надев ночную рубашку.

Утром, когда они с Колином сидели на кухне и пили кофе с тостами, она спросила, можно ли позвонить матери в Коннектикут и сообщить, что жива и здорова.

— Конечно, — ответил он. — Я отвезу вас в деревню сразу после завтрака.

— Куда?

— Здесь нет телефона. Мой отец затворник, помните?

— Нет телефона?

Колин покачал головой. Он был в джинсах и темно-зеленой рубашке. Солнце медленно начинало пригревать, постепенно рассеивая туман, но Пруденс никак не могла согреться. Она надела чистые белые слаксы и белый пуловер с длинными рукавами, но теперь жалела, что не взяла более теплые шерстяные вещи.

— Ну, тогда не надо отвозить меня в Питлохри. Родители подождут, — сказала она.

— Родителям не терпится узнать, как там их дочь в далекой и дикой Шотландии, — добродушно заспорил Колин. Похоже, их вчерашнее разногласие было забыто.

Не успели они собраться, как солнце уже стало припекать, и Колин уверенно заявил, что, хотя туман может не рассеяться весь день, дождя не будет. Поэтому можно пойти пешком.

Путь их проходил по дамбе и дальше в направлении Питлохри, вдоль склона горы, поросшей вереском и окутанной туманом. В деревне Пруденс насчитала десять домишек, крытых еще соломой, один паб, заправочную и магазин.

— Жизнь в горных деревушках, — сказал Колин, когда они шли по брусчатке, — не намного изменилась за последнее столетие. Хотя теперь здесь принимают телевидение, и вряд ли кто говорит на галльском диалекте…

Оказалось, что позвонить можно из магазина, Колин остался поджидать на лавочке.

— Помните, никаких подробностей, — предупредил он.

Она виновато кивнула.

По местному времени был полдень, значит в Штатах — раннее утро. Сначала Пруденс набрала номер родителей. Мама как раз купала собаку, поэтому ни о чем не расспрашивала, только пожелала приятного отдыха в Шотландии и попросила по возможности привезти плетеные коврики. Затем девушка позвонила Эллиоту Арнольду Тромбли в его летнюю резиденцию в Ньюпорте.

Ответила жена и пошла его звать.

— Пруденс?

— Как вы догадались?

— Ты единственная молодая женщина, которая может позвонить мне в столь ранний час. Как дела?

Она вздохнула:

— Мне все удалось.

— Где ты?

Поколебавшись, девушка все же ответила:

— Неподалеку от Питлохри.

— Это о многом мне говорит, Пруденс!

— Севернее Перта.

Эллиот молчал.

— В Грампианских горах. Севернее Эдинбурга. Как раз в центре Шотландии. Тут вереск во всю цветет. Вы были когда-нибудь в Шотландии?

— Лондон, Париж, Рим, Вена. Что с Монтгомери?

— Меня зажали меж двух огней.

— Ты видела Хейли?