В Шторме

Ища от него какого-то признания или приветствия, она сделала еще один неуверенный шаг. Все время, что Мара знала его, он всегда облегчал для нее такие ситуации - будучи открытым и дружелюбным даже в самых жестоких обстоятельствах. Сейчас она пыталась найти что-нибудь - хоть что-то - что позволило бы ей узнать в нем человека, которого она знала… но он ничего не выказал ей.

Нерешительно она взглянула ему в глаза:

- Я… хотела… удостовериться, что ты в порядке.

Он знал правду… должен был знать.

Скайуокер оставался спокойным и замкнутым, с полностью лишенным эмоций лицом; голубые глаза стали темными при слабом свете, а голос прозвучал ровно и бесстрастно:

- Все хорошо. Спасибо, коммандер Джейд.

Коммандер Джейд. Только однажды за все время, что она знала его, за все долгие часы и бесконечно тянущиеся дни, что они провели вместе в вынужденной компании, за все ужасные и безжалостные испытания, которые он переносил, когда его бросили в камеру, только однажды он назвал ее по званию.

Сейчас он смотрел, просто смотрел на Мару, не делая больше никакого движения, даже не поворачиваясь к ней полностью.

И когда она застыла, чувствуя себя прикованной к месту и судорожно ища, что еще можно сказать, чтобы пробиться к нему, он отвернулся, вновь уставившись на город вдали. И Маре осталось только смотреть на его спину, в полной растерянности.

- Ты… кажешься…

Он не повернулся к ней, никак не реагируя на ее сбивчивые слова. Ей хотелось, чтобы он закричал, обвинил ее - даже это было бы лучше, чем такая безучастность, полностью лишенная какого-либо интереса к ее внезапному приходу. Если бы он осудил ее, она по крайней мере могла бы защититься, объяснить ему, получить какую-то надежду на прощение, принятие. Она мысленно протянулась через безмолвную пустоту, пытаясь найти их несомненную интуитивную связь. Что-то - какой-нибудь намек, скрытую тень на эмоции, на эмпатию - что-нибудь, что было бы похоже на Люка.

На ее пути встали непроницаемые, обернутые вокруг него щиты. Броня.

- Все хорошо, спасибо, - повторил он все тем же ровным голосом, по-прежнему не поворачиваясь к ней.

- … Я… думала…

Что она думала? Реально, что?

Теперь, стоя здесь, перед ним, зная, кем он стал и на что был способен… Мара фактически беспомощно заикалась, потому что мысли разбегались от нерешительности – когда она не имела больше понятия, на что надеялась, что чувствовала и что хотела.

И прежде чем она смогла составить хоть какое-то связное предложение, в комнату ворвался Риис с двумя охранниками позади.

- Сэр… - проговорил он, затаив дыхание.

- А, Риис, - невозмутимо произнес Скайуокер, так и не поворачиваясь, словно это был нормальный способ вхождения в комнату. - Коммандер Джейд как раз уходит. Возможно, вы могли бы проводить ее.

Мара в изумлении повернулась к Люку, открыв рот, чтобы возразить…

Он не дал ей такой возможности.

- Спокойной ночи, коммандер Джейд, - произнес он, все так же вглядываясь в темноту и остро жаля ее окончательностью своих слов.

Любая возможность продолжить разговор была фактически отнята присутствием Рииса; расстроенная и выбитая из колеи Мара направилась к выходу, размышляя, доложит ли покорно этот адъютант Императору о ее маленькой опрометчивости. Размышляя, определил ли этот разговор рамки ее отношений со Скайуокером.

***

Как оказалось, увидеть Скайуокера было очень трудно, увидеть одного - практически невозможно; Палпатин охранял свое новое чудо со всей ревностью, удостоверяясь, что ни с ним никто не разговаривал, ни он ни с кем.

Иногда Мара видела его в личных апартаментах Императора, когда их обоих туда вызывали, или в Суде, когда он входил туда в свите Императора, не смотря ни направо, ни налево, идя сразу позади своего Мастера к возвышению и ожидая всегда следовавшее приглашение встать около трона.

Она никогда не замечала, чтобы он носил там лайтсейбер, однако часто видела, что он носил его в присутствии Императора при различных частных обстоятельствах; к тому же Палпатин ежедневно приходил на его тренировки в учебном зале. А это значило, что в Суде он не носил сейбер не из-за нехватки доверия; было совершенно ясно, что это сознательное решение со стороны Императора, для которого у того обязательно имелись причины, даже если Мара их не понимала.

Естественно, все при дворе изводились любопытством в попытках узнать, кто он. Безрезультатно конечно же - Палпатин позаботился об этом. Никто даже не знал его имени.