Москва. Главное следственное управление
— Разрешите, товарищ генерал? — Зимина заглянула в кабинет к начальнице.
— Проходите. Что у вас?
Та, как всегда, сидела в своем кресле и разбиралась с делами.
— Заявление, — Елена уверенно прошла вперед и положила ей на стол лист бумаги.
— Я, по-моему, ясно сказала на совещании, что в отпуск в этом месяце никого не отпущу, — строго осадила ее Лариса Ивановна и вновь вернулась к документам.
— А я не в отпуск, — отозвалась Зимина, нисколько не удивившись такой реакции. Сейчас, когда решение уже было принято, ее мало волновало, что скажет Волкова.
— Уволиться, значит, решили? — многозначительно протянула та, рассмотрев заявление.
— Да.
— Можно узнать причину?
— Вас это, правда, интересует? — Лена прекрасно знала, что начальница ее, мягко говоря, недолюбливает и наверняка не будет скучать. Они так и не смогли найти общий язык.
Лариса Ивановна лишь усмехнулась в ответ — слова были лишние.
— Вы хорошо подумали, Елена Сергеевна? На такую должность вы вряд ли уже вернетесь… — прозвучало двусмысленно, то ли серьезно, то ли с издевкой.
— Мне казалось, вы только и добивались моего увольнения.
— Не говорите ерунды, — отмахнулась Волкова. — Какое мне дело до вас…
Как ни странно, но ее фраза никак не задела Елену. Пролетела мимо ушей.
— Ну так что, подпишете? — она была настроена решительно.
— Подпишу. Только попрошу вас доработать две недели. Мне нужно найти человека на ваше место.
— Хорошо. Я могу идти?
— Идите.
Зимина облегченно выдохнула и, гордо вскинув голову, покинула кабинет.
Тула. Городская клиническая больница №7
Вечерние сумерки постепенно опускались на город. Из настежь открытого окна веяло долгожданной прохладой и свежестью. Тусклый свет ночника мягко рассеивался в пространстве, слабо озаряя палату.
Блаженно прикрыв веки, Романова лежала на плече у Тимура, слушала очередную смешную историю и наслаждалась его близостью. Наконец она получила то, чего так страстно желала — спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. Ей было хорошо по-настоящему, по-женски. Она любила, была любима, готовилась стать матерью, — все это в равной степени составляло ее счастье. Их отношения с Тимом пережили кризис и теперь вышли на новый уровень, вернулась былая легкость и нежность.
Громов очень изменился: стал до невозможности внимательным и заботливым, обращался с ней, как с хрустальной вазой. Поначалу Ирина терялась, не знала, как реагировать, а потом поняла, что таким образом он пытается выразить то, что чувствует, и сдалась, позволив окружить себя теплом и уютом. Она не сомневалась, что на прочном фундаменте из любви и доверия они смогут выстроить крепкую, нерушимую семью.
Но пока разговор о совместном будущем не заходил. Ни он, ни она ни разу не обмолвились о том, что будет после выписки из больницы, но Романова не переживала, потому что твердо знала, что никаким обстоятельствам не позволит больше разлучить их. Впервые в жизни она чувствовала себя способной бороться, отстаивать свое право на счастье. Просто еще не пришло время принимать важные решения.
Неожиданный порыв прохладного ветра ворвался в палату, заставив Иру недовольно поморщиться и открыть глаза. Сладко потянувшись, она посмотрела на часы и расстроенно вздохнула.
— Мне пора…
— Рано еще, — отмахнулся Тим и, опустив ее руку вниз, теснее прижал к себе, согревая своим теплом. — Полежи немного.
Ирине очень не хотелось высвобождаться из драгоценных объятий, но она знала по опыту — чем дольше затягивать, тем сложнее уходить.
Громов не шевельнулся, и Ира вновь сдалась без боя — закрыла глаза и уткнулась носом в его шею, глубоко вдыхая родной запах. Было так легко и безмятежно, что она сама не заметила, как задремала.
— Останься со мной…
Хриплый, ласковый шепот сладостной негой проникал в сознание, дурманил разум, опьянял мысли.
— Ты же знаешь, что не могу, — промурлыкала она и снова обреченно вздохнула. — Я обещала Тане…
— Не хочу тебя отпускать. Устал ночевать один.
— Зато днем я всегда с тобой, когда-то же надо отдыхать от меня.
— Я не устаю, — тихо ответил Громов и мягко поцеловал ее в висок.
Ира лениво улыбнулась и подставила губы. Но он не исполнил ее просьбу, лишь невесомо провел пальцами по щеке. Не хотел торопить события, не был уверен, что полностью восстановился, но, как только она распахнула веки, растворился в бесконечной синеве ее глаз и напрочь забыл обо всем. Сомнения улетучились, осталась только она, и ничего больше не существовало.
— Что ты задумал? — Романова подозрительно прищурилась, прекрасно знала этот его многозначительный лукавый взгляд.
— Я хочу тебя, — честно ответил он и, не прерывая зрительный контакт, принялся расстегивать мелкие пуговки.
— Ты с ума сошел? — невольно воскликнула она и перехватила его руки.
Громов без объяснений понял ее тревогу и улыбнулся.
— Доверься мне…