Утром я позвонил Барбаре. И задал прямой вопрос. Пять лет назад Лили не выносила обычный секс, не любила поцелуи и нежные объятия. Вообще, любые ласки. Она просто лежала подо мной, как статуя, без эмоций. Но стоило мне связать ее и взять плетку, Лили дрожала от возбуждения. А сейчас все наоборот. Хотя я не психолог, но я думаю, что после пережитого в сексуальном рабстве, убийства своего насильника и мучителя, последующей мести другим обидчикам и мне, Лили, как минимум, должна была возненавидеть все, что связано с сексом, как максимум, стать лесбиянкой. И у меня нет объяснения ее открывшейся чувственности, хотя я счастлив, что она такая. И я хочу ее именно такую. Но мне нужно понять. Барбара выслушала меня, и потом ударилась в дебри непонятной мне терминологии психоанализа. Все доводы сводились к тому, что стрессовая ситуация в детстве сделала девушку немного отличающейся от остальных, а потом, когда история повторилась, то все вернулось на круги своя. Не сразу, конечно. Лили долго лечилась у разных психоаналитиков и сексологов. Ей помогли найти путь к себе настоящей. Барбара искренне верила в то, что говорила и пыталась убедить меня. Я расслабился, но так и не смог понять до конца. Моя голова не справлялась. И сейчас глядя на хрупкие плечи Лили, которые вынесли на себе так много, на ее тонкий красивый профиль и стройное тело, которое она превратила в одну сплошную мышцу, я понимал, что столкнулся с борцом, сила духа которого восхищала меня до глубины души. И какая разница, что привело ее снова в мою жизнь и постель?
– Ты не шлюха, малышка, – тихо прошептал я, положив руку на ее плечо. Лили вздрогнула и открыла глаза. – Ты – моя женщина. И я никогда тебя не оставлю.
– Даже, если я сдам тебе Романа?
– К черту Романа. Я хочу только тебя.
– А я хочу вернутся в Россию. Купить маленький дом, завести собаку и усыновить пятерых детей.
– Я могу дать тебе все это. Но здесь. И дети будут твоими, нашими, если захочешь. – я произношу слова и обещания, от которых сам прибываю в шоке. Но я не лгу. Это чистый порыв из самого сердца. – Что скажешь?
Она смотрит на меня с плохо скрываемой болью в глубине зеленых глазах, потом отворачивается от меня. Бл*дь, она просто берет и отворачивается от меня. И смотрит в окно.
– Ты упорно забываешь о том, что женат. Что сейчас твоя жена, возможно, плачет одна в большом доме, который ты ей тоже когда-то пообещал, как и многое другое.
– Ты зациклилась на моей жене. – я раздражаюсь. Порыв проходит. Лили явно не прониклась, хотя я уверен, что мои слова тронули ее, заставили надеяться. – Я могу развестись. Но не сразу, конечно.
– Ты говорил, что любишь ее, – голос Лили пустой и безжизненный.
– Это так, но … Черт, просто не дави на меня. Ладно?
– А с чего ты взял, что нужен мне? – она повернулась и взглянула мне в глаза. – Мысли даже не было давить на тебя. Я сказала, чего хочу. Домой, в Россию. И я уеду, когда ты уберешь своих псов. Ты думаешь я не в курсе слежки, прослушки, камер повсюду? Кто из нас одержимый, Майкл?
– Я должен быть уверен, что ты или Рома не натворите глупостей. Черт, малыш, как тебе объяснить, что я не собираюсь убивать его или сажать в тюрьму. Мне нужно просто выяснить, в чем дело. За что он взъелся на меня? Если мы просто поговорим по-мужски, поймем друг друга, я смогу отпустить вас обоих. Езжайте в свою помойную Россию.
– Ты забыл, что твой отец тоже было помойным русским.
– Прости, что задел твои национальные чувства. – снисходительно усмехнулся я.
– Ты просто ублюдок, которого нагуляла американская шлюха, – ее взгляд стекленеет. – Твой дядя был сутенером, гангстером и насильником. И ты считаешь себя вправе смотреть на меня, словно ты хер с горы? Ты думаешь миллионы смогут смыть грязь? Ты по уши в дерьме, Гетти. А как бы дорого одет ты не был, ничто не изменит твоей гнилой сути. Строишь, бл*дь, из себя властителя мира. Ничтожество. – выплюнула она, глядя на меня с таким презрением, что я невольно отшатнулся. Честно? Хотелось влепить ей пощечину, но я помнил, что обещал никогда не причинять боли. Никто не говорил со мной так, никто бы и не посмел. И в глубине души я понимаю, как она права. Кроме, разве что, ничтожества.
– Полегчало? – холодно осведомился я. Лили фыркнула и вышла из машины. Я даже не заметил, что мы приехали.
Расплатился с таксистом, какое-то время просто постоял возле ворот, топчась на месте. Выкурил пару сигарет. Я пытался успокоится, прежде, чем войти в дом. Лили вывела меня из себя своими грубыми и жестокими словами, и я боялся, что могу ужалить в ответ. Так я устроен, к сожалению. Не могу подставить вторую щеку.
– Майкл? Я думала, ты образумился и домой поехал. – я развернулся, услышав голос Паолы. Она шла ко мне по вымощенной мраморными плитками дорожке, ведущей от дома прямо к воротам.
– А ты почему до сих пор здесь? – раздраженно спросил я.
– Ты видел в каком состоянии дом? Эта женщина не имеет никакого представления о чистоте и уюте. Я так устала, что едва могу разговаривать.
– Я заметил. Вызвать такси?
– Уже едет. Змея позаботилась.