В родном углу

— Да подобаетъ-ли вамъ, Леонидъ Платонычъ, такая компанія? Вѣдь хоть и управляющій онъ, а простонародный человѣкъ. Давеча вижу я, онъ вдругъ въ руку сморкается, извините за выраженіе.

— Ну, что тутъ разговаривать! Позови… — сказалъ Сухумовъ, сморщившись.

— Воля ваша, а только онъ и разговоровъ настоящихъ господскихъ не понимаетъ.

Поліевктъ сходилъ къ управляющему и вернулся со скатертью, чтобы накрыть столъ для чая.

— Придетъ-съ. Рядиться началъ. Сапоги чиститъ, чтобы переодѣться изъ опорокъ. Вотъ какой онъ человѣкъ: въ опоркахъ на босу ногу дома ходитъ. А вы его гостемъ звать!

— Ну, не ворчи, не ворчи. Ты самъ-то умѣешь-ли въ шашки играть? — спросилъ его Сухумовъ.

— Да какъ-же не умѣть! Я и въ преферансъ… — похвастался Поліевктъ. — У меня племянница за телеграфистомъ и племянникъ мастеромъ на заводѣ на манеръ нѣмца…

— Ну, такъ вотъ завтра и съ тобой буду въ шашки играть.

— Не подобаетъ мнѣ съ вами… — съ сомнѣніемъ покачалъ головой Поліевктъ.

— Ну, объ этомъ потомъ будешь разсуждать, когда сыграешь. Зажги еще лампу.

— Это для управляющаго-то? Кажись, много чести.

Сухумовъ вспылилъ.

— Не для управляющаго, а просто хочу, чтобы въ комнатѣ было больше свѣта и веселѣе! — возвысилъ онъ голосъ. — И попрошу даже, кромѣ этой, принести еще лампу.

— Три лампы, ваше высокородіе, въ одной комнатѣ не полагается. Примѣта нехорошая есть, — опять возразилъ Поліевктъ.

— Эта примѣта относится къ свѣчкамъ, а вовсе не къ лампамъ.

— Нѣтъ, вообще, Леонидъ Платонычъ.

— А вообще если по огнямъ считать, то въ этой комнатѣ, кромѣ трехъ лампъ, еще два подсвѣчника по двѣ свѣчки будутъ.

— Правильно. Но лампы за лампы надосчитать, а свѣчки за свѣчки.

— Ахъ, какой наказательный человѣкъ! Ты меня изводишь! Изводишь больного человѣка! — вскричалъ Сухумовъ.

— Извините, баринъ, простите. Но если можно избѣжать, то отчего-же не принести четвертую лампу, если она есть!

— Да чего избѣжать? Чего?

— Три свѣчи или три лампы — о покойникѣ слышать. А съ какой-же стати вамъ это слышать? Лучше что-нибудь веселое слышать. Вы человѣкъ больной. Вамъ лучше веселое воображеніе имѣть. А то вонъ изволили подумать про покойника дѣдушку — дурно сдѣлалось.

Въ это время вошелъ управляющій съ шашечной доской и шашками. Онъ былъ дѣйствительно прифрантившись, въ черномъ сюртукѣ и въ черномъ шелковомъ жилетѣ съ крапинками. На шеѣ была бѣлая косынка, на бортѣ сюртука висѣли двѣ солдатскія медали на красной и голубой лентахъ.

— Здравствуйте, Сидоръ Софронычъ. Спасибо, что пришли, — ласково привѣтствовалъ его Сухумовъ. — Садитесь, пожалуйста. А я пригласилъ васъ, чтобы побесѣдовать съ вами, да и въ шашки сыграть. Очень ужъ скучно одному… такъ скучно, что не знаешь, куда дѣваться, чѣмъ заняться.

— Это вы правильно, это вы дѣйствительно, Леонидъ Платонычъ, — отвѣчалъ управляющій. — И мы то дивились, что вы нездоровый человѣкъ къ намъ въ глухое мѣсто одни пріѣхали. Хоть-бы сродственничка какого-нибудь привезли.

— Въ томъ-то и дѣло, Сидоръ Софронычъ, что у меня нѣтъ такого родственника. Пріятели мои отъ меня, какъ отъ больного человѣка, давно отшатнулись. Имъ нуженъ такой человѣкъ, который могъ-бы вмѣстѣ съ ними по разнымъ увеселительнымъ мѣстамъ порхать, однимъ словомъ — жизнь прожигать, какъ я прежде съ ними жизнь прожигалъ. А ужъ теперь не могу. Укатали Сивку крутыя горки, какъ говоритъ пословица.

— А вотъ, Богъ дастъ, поправитесь у насъ на легкомъ воздухѣ… - поклонился старикъ-управляющій.

— Да и не отшатнулись-бы пріятели, такъ судите сами, кого заберетъ охота ѣхать со мной зимой въ такую глушь деревенскую! — продолжалъ Сухумовъ. — Вѣдь всякаго одурь возьметъ. А что-жъ вы стоите? Садитесь пожалуйста… — опять пригласилъ онъ его.

— Не извольте безпокоиться. Мы постоимъ, — еще разъ поклонился управляющій.

— Какъ постоимъ? — удивился Сухумовъ. — Я васъ пригласилъ сыграть со мной въ шашки, а играть стоя развѣ можно! Нѣтъ, ужъ вы не церемоньтесь и садитесь. Мы вотъ сейчасъ будемъ чай пить… Потомъ закусимъ немножко. Вотъ стулъ… Садитесь къ этому столу. Кладите шашешницу и садитесь.

Уиравляющій положилъ на столъ шашечную доску и осторожно опустился на кончикъ стула.

— Курить не хотите-ли? Вѣдь вы курите? — предлагалъ ему Сухумовъ, подвигая коробку папиросъ и садясь противъ него.

— Благодаримъ покорно, — продолжалъ церемониться старикъ. — Зачѣмъ-же это я буду курить при господахъ! Я успѣю… Да и вообще я только трубку и на воздухѣ…

— Курите трубку, если вы привыкли къ трубкѣ.

Но управляющій остался непреклоненъ. Онъ разставлялъ шашки на шашечной доскѣ.

Вошелъ Поліевктъ съ двумя зажженными лампами и злобно посмотрѣлъ на сидящаго управляющаго.

XIII