В разгаре лета

В продолговатой, похожей на коридор передней стояли четыре незнакомца - двое с винтовками наперевес. Все с топотом ввалились в его комнату.

- Фамилия?

Вопрос задал весьма животастый мужчина с белым, как молоко, лицом.

- В чем дело? - Элиас по-прежнему оставался спокойным. - Кто вы такие, по какому праву вы мешаете мне спать?

Самоуверенность Элиаса разозлила одного из тех, кто был с оружием. Это был плечистый, загоревший дочерна мужчина в сапогах и в кожаной куртке, какие носят обычно шоферы и мясники.

- Молчать! - грубо заорала кожаная куртка. - Отвечайте, если не хотите, чтобы мы вас тут же прикончили.

Человек с белым лицом сказал кожаной куртке:

- Ругаться не обязательно. - Он повернулся к Эли-асу и снова спросил: - Фамилия, место жительства, профессия?

Элиас рассвирепел:

- Я требую - объяснитесь! Теперь заговорили все разом:

- Это мы требуем объяснений!

- Отвечайте, когда вас спрашивают!

- Ишь какой важный нашелся!

- Да что мы валандаемся? Надевайте пиджак, и пошли.

Элиас не двинулся с места. Он пытался сохранить хладнокровие. Он понимал, что эти люди готовы на все. "Кто же из них пекарь? - подумал он. Тот самый господин Крийсталь, который с самого начала проявил ко мне особый интерес? Или пекаря среди них нет?"

- Господин Крийсталь, фамилия моего пансионера - Элиас. Он инженер, который ожидает возможности вернуться в Таллин, - раздался за спиной у людей расстроенный голос хозяйки. - Я же говорила вам. Господин Элиас честный, достойный доверия человек.

- Вы, госпожа Фельдман, не вмешивайтесь, - сказал толстый господин с белым, как штукатурка, лицом. - Спокойно! - призвал он своих спутников к порядку. И снова потребовал от Элиаса: - Пожалуйста, покажите ваше удостоверение личности.

"Как быть? - подумал Элиас. - Подчиниться насилию или протестовать?" Поколебавшись, он достал из внутреннего кармана пиджака, висевшего на стуле, паспорт и протянул его. Видимо, господину пекарю. Ну конечно же хозяйка так и назвала его.

Все четверо склонились над удостоверением личности. Элиас следил за ними с нарастающим раздражением.

- Элиас Эндель, сын Юри, - громко прочел Крийсталь.

Кожаная куртка подсказала:

- Поглядим-ка, где он прописан? Некоторое время царило молчание.

- Ага, в Таллине! Дело яснее ясного. И все снова вскинули головы.

- Вы арестованы, - злорадно заявил пекарь.

- У вас нет законного права на мой арест, - взорвался Элиас.

- Вот где наш закон!

И кожаная куртка поднесла к носу Элиаса огромный кулак.

Крийсталь утихомирил его и снова сказал Элиасу:

- Соответственно немецкому военно-полевому праву и решению эстонской самообороны, все коммунисты и бойцы истребительных батальонов должны быть допрошены. Одевайтесь, пойдете с нами.

Элиас окончательно рассвирепел:

- Я не коммунист и не боец истребительного батальона. Я...

- Молчать! - рявкнула кожаная куртка

- Только не вздумайте хитрить и запираться, - предостерег пекарь. - Вы были с теми коммунистами, которых прислали из Таллина в Пярну. Ну, хватит тянуть. Одевайтесь живее.

Элиас расхохотался.

- Ладно, я вынужден подчиниться насилию. Но учтите, что я предъявлю вам обвинение в самоуправстве.

На этот раз расхохоталась во весь голос кожаная куртка.

Элиас с величайшим удовольствием заехал бы ему в рожу, но успел сдержаться. Он понимал, что в данной ситуации ему не удастся опровергнуть абсурдные подозрения. Если даже он рассказал бы о своих похождениях в Вали, здесь и это вряд ли помогло бы. Ни один из этих четверых не поверил бы ему. В их глазах он был большевиком, и это решало все. По-видимому, комедию ареста подстроил господин Крийсталь, который заведомо счел его подозрительной личностью. Утром наверняка все выяснится. Если нужно, пусть проверят в Вали, кто он такой и чем он там занимался.

Элиас оделся. Проходя мимо хозяйки, он поклонился ей и попросил не сдавать его комнату, так как он скоро вернется.

Услышав это, кожаная куртка опять начала ржать, из-за чего Элиас не расслышал ответа хозяйки.

Элиаса отвели в камеру предварительного заключения. Во всяком случае, Элиасу показалось, что это или камера, или городская тюрьма. Так он решил по зарешеченным окнам и обитым железом дверям.

Помещение, куда его чуть ли не втолкнули, было довольно тесным. Двадцать - двадцать пять квадратны ч метров, не больше. Но людей1 здесь было много. Большинство из них лежало, тесно сгрудившись на голом цементном полу, некоторые сидели, понурясь, у стены. Элиас с трудом выискал себе место.

До восхода половину задержанных вызвали по фамилиям и куда-то увели. Судя по разговорам, уводили на расстрел. Элиас напряженно ждал, что кто-нибудь опровергнет это, но так и не дождался. Все были того же мнения.

- Завтра - наша очередь.

Эти слова прозвучали из угла камеры, где лица сидящих у стены сливались в полутьме в сплошной ряд. Догадаться, кем это было сказано, было невозможно.

Никто не стал опровергать мрачное предсказание, высказанное таким будничным тоном.