В путь-дорогу! Том II

— Ну, вотъ это не хорошо, — живо вымолвила она: — смѣяться не нужно…. Вы думаете, что я хочу дѣлать вамъ упреки!… Неужели я такъ глупа, въ вашихъ глазахъ?… Нѣтъ, Борисъ Николаичъ, я все хорошо понимаю…. Вы славный юноша; вы могли бы меня любить, еслибъ я была другая женщина, вы мнѣ дали прекрасный урокъ…. Я старуха, мнѣ нужно засѣсть въ деревнѣ, и выбросить всякую дурь изъ головы… Вотъ и все… Изъ-за этого намъ, право, не стоитъ разыгрывать мелодрамы….

Въ голосѣ Ольги Ивановны не слышно было никакого раздраженія; она говорила такъ покойно, такъ мягко, съ такимъ простымъ выраженіемъ въ лицѣ, что Телепневу дѣлалось все жутче и жутче.

— Если я и былъ правъ, Ольга Ивановна, — проговорилъ онъ;—то я все-таки сознаю, что не долженъ былъ….

— Ради Бога, — прервала она, — не оскорбляйте меня, не оправдывайтесь…. Вы не только были правы, но я вамъ вотъ что скажу на прощанье: вы всегда будете правы, вы во время явитесь, во время уйдете, вы сохраните себя всегда юнымъ и неиспорченнымъ. Ну разберите хорошенько: что вы потеряли, что вы потратили со мной? Вы не потратили даже молодости, потому что вашъ разрывъ со мнойесть лучшее доказательство этой молодости. Я вѣдь знаю, Борисъ Николаичъ, что у васъ на душѣ есть много, до чего вы меня никогда не допускали…. У васъ была, да можетъ быть есть еще любовь къ другой женщинѣ… и вы прекрасно сдѣлали, что не изливались со мной…. Вы унести съ собой свое добро… и я не могу васъ не уважать за это… Дайте же мнѣ вашу руку….

Она протянула свою и Телепневъ крѣпко нажалъ ее.

— Вѣдь вы меня совсѣмъ подавляете своей добротой, — выговоривъ онъ потупившись.

— Это еще не бѣда; я вотъ что даже скажу: презирайте меня, что хотите думайте обо мнѣ, а мнѣ ни мало не стыдно смотрѣть теперь на васъ, такъ-таки не стыдно… Вы для меня всегда будете: добрый, славный, умный Боря; да, такой славный, что онъ даже краснѣетъ отъ моихъ словъ въ эту минуту.

А Телепневъ дѣйствительно краснѣлъ все больше и больше. Она наклонилась къ нему, поцѣловала его въ лобъ и йотомъ сейчасъ же опустивши вуаль встала. Онъ тоже поднялся.

— Прощай же, Боря, — скоро проговорила она. — Пожалуйста не говори обо мнѣ дурного; я сама знаю, что никуда не гожусь.

— Прощай, Оля! Прости меня!… вырвалась у Телепнева. Онъ взялъ ее за обѣ руки, Ольга Ивановна вырвала ихъ и обняла его.

— Вотъ тебѣ послѣдній поцѣлуй…. Спасибо тебѣ, спасибо! Прощай! Я ѣду сегодня вечеромъ.

И она быстро вышла изъ бесѣдки. Телепневъ не провожалъ ее; а опустился опять на скамейку.

XXVIII.

На палубѣ парохода: „Рафаилъ* толпилось не мало пассажировъ. Публика была самая разношерстная: студенты, купцы, а всего больше татаръ, перебирающихся къ Макарію. Узкая носовая палуба была заставлена разными пассажирскими вещами; изъ трюма, разило масломъ, а изъ пароходной кухни шелъ запахъ жаренаго. Солнце парило и обливало рѣку яркимъ блескомъ. Взобравшись на мостикъ между кожухами, Телепневъ стоялъ и оглядывалъ пристань и синюю даль внизъ по рѣкѣ. Ему хорошо дышалось на водѣ и онъ, спокойно облокотись о тонкія желѣзныя пёрйльца, представлялъ собою въ эту минуту довольную фигуру студента, ѣдущаго на вакацію.

Горшковъ съ Абласовымъ смотрѣли внизу, какъ машинистъ пускаетъ машину. Зашумѣли колеса, заходилъ машинный стержень взадъ и впередъ; пароходъ побѣжалъ вверхъ, таща за собою плоскодонную, пассажирную баржу, имѣющую видъ китайской джонки. Пароходъ былъ малосильный и шелъ тихо. Пассажиры начали устраиваться и въ каютахъ, и на палубѣ. Любители засѣли въ картишки; какая-то худощавая иностранка забилась въ уголъ съ книгой, а рыжій Офицеръ въ папахѣ уже сиЛьйо бушевалъ за буфетомъ.

Наши пріятели наслаждались больше природой й Вели между собою самые вакаціонные разговоры.

Въ эту минуту ни у одного изѣ нихъ не было никакой заботы; они знали, что цѣлыхъ три мѣсяца можно было жить, какъ маленькимъ дѣтямъ, дышать чистымъ воздухомъ, пить молоко и гулять съ утра до вечера.

— Гдѣ ты будешь все лѣто? спросилъ Горшковъ Телепнева.

— Да немножко въ городѣ — поживу, а тамъ съѣзжу къ бабушкѣ.

— Къ бабушкѣ? спросили почти въ одинъ голосъ Горшковъ и Абласовъ.

— Да!… Что вы такъ удивились? Мнѣ теперь съ ней воевать не изъ-за. чего; а жалко мнѣ ее стало.

— Есть чего жалѣть, замѣтилъ Горшковъ.

— Полно, перебилъ его Телепневъ, зачѣмъ старое поминать. Старуха свой вѣкъ выжила. Она сама, братъ, присмирѣла.

— Зоветъ что ли къ себѣ въ гости?

— Да, проситъ, чтобы я навѣстилъ ее. Ей жить не много осталось.

— Такъ чтожъ, что не много, перебилъ Горшковъ, ее ничѣмъ не. проймешь.

— Полно Валеріанъ, сказалъ съ неудовольствіемъ Тедеп-невъ, — я совсѣмъ не такъ объ ней теперь думаю. Разумѣется, она не ангелъ какой-нибудь, но какъ сообразишь все какъ было, такъ и не захочется старое вспоминать.

Абласовъ слушалъ Телепнева молча, но на губахъ его играла одобрительная улыбка. Ему пріятно было слышать, что Телепневъ такъ терпимо и умно отзывается о Пелагеѣ Сергѣевнѣ.

— Она далеко живетъ отъ города? спросилъ онъ.

— Верстъ сто.

— Ужь не хочешь ли ты ее пригласить па будущій годъ съ собой жить? проговорилъ, хихикая, Горшковъ.