В путь-дорогу! Том II

Телепневъ тотчасъ запримѣтилъ философа Двужилина съ братіей, и весьма удивился, какъ попала сюда вся эта компанія.

— Посмотри-ка, — сказалъ ему Горшковъ, — и сюда притащились: навѣрняка, безъ скандала не обойдется.

Абласовъ молча все осматривалъ и, отдѣлившись отъ товарищей, остановился у дверей въ большую залу.

Маски шныряли взадъ и впередъ, больше все въ черныхъ домино, съ капуцинами и колпаками, но не мало было и цвѣтныхъ съ разными неподходящими украшеніями на головѣ, съ ажурными лифами и тому подобными прелестями. Всѣ производили страшную пискотьню, одни очень рѣшительно приступали къ мущинамъ, другія же держались больше въ сторонкѣ. Студенчество было больше на виду, чѣмъ на балахъ; маски средней руки положительно тяготѣли къ голубымъ воротникамъ.

— Смотри, Боря, — заговорилъ Горшковъ, когда они вошли въ большую залу, — видишь, вонъ тамъ у крайней колоны, это вѣдь наша герцогиня, а рядомъ съ ней твоя барыня.

— Какая это? — спросилъ Телепневъ.

— Да М — нова же. Смотри, вонъ свѣтлыя волосы у ней пробиваются изъ подъ капюшона; вонъ и Битюковъ скоти-нище съ герцогиней заигрываетъ. Ты пройдись братецъ, въ ту сторону, а я поищу лутиковъ.

— Ну, ужъ твоего лутика навѣрное здѣсь нѣтъ.

— Кого нибудь да отыщу.

— И съ этими словами, Горшковъ, тряхнувъ своимъ вихромъ, зашагалъ по залѣ, безцеремонно заглядывая подъ маски и заговаривая со всѣми, кто только ему попадался.

Телепневъ почти никого не узналъ изъ масокъ; нѣкоторыхъ же только по кавалерамъ.

— Здравствуй поэтъ! — пропищала ему маленькая, плотная маска и подала даже руку.

— Ты меня произвела въ поэты? — отвѣчалъ онъ.

— Ты любишь, а пока человѣкъ любитъ, онъ поэтъ, — отвѣтила маска, игриво повертываясь на мѣстѣ.

— Не скажешь ли кого? — проговорилъ Телепневъ, узнавая въ маскѣ Александрину.

— Поищи, найдешь здѣсь. Прощай! я не хочу тебѣ мѣшать.

И Александрина, подцѣпивши одного изъ губернаторскихъ адъютантовъ, скрылась за колонами. Телепневъ продолжалъ двигаться по залѣ, раскланиваясь съ мущинами и отвѣчая на поклоны нѣкоторыхъ масокъ. Мимо его прошелъ новый губернскій предводитель Битюковъ, подъ руку съ бѣлымъ домино, которое выступало съ величественностью.

— Здравствуй! — вдругъ проговорилъ сзади его женскій голосъ.

Онъ обернулся; передъ нимъ стояло то самое черное домино, на которое ему указывалъ Горшковъ.

— Здравствуй! — отвѣтилъ онь, весело протягивая руку.

— Я думала, ты не будешь.

— Ты слишкомъ льстишь мнѣ; не вѣрится, чтобы ты меня ждала.

— Еслибъ я тебя не знала, — проговорила маска, болѣе простымъ голосомъ, — я бы сказала, что твоя скромность отзывается фатовствомъ.

— А зачѣмъ мы интересничаемъ, — сказалъ вдругъ Телепневъ, подавая маскѣ руку, и повелъ ее за колоны.

— Вы меня узнали сейчасъ же? — спросила Ольга Ивановна шепотомъ.

— Васъ нетрудно узнать.

— Будто бы? Это немножко досадно.

— Отчего такъ?

— Да оттого, что всѣ будутъ подходить и болтать вздоръ; пойдемте въ гостиную.

Въ гостиной они сѣли на угловой диванчикъ за дверью.

— Вы знаете, Телепневъ, — начала Ольга Ивановна, — что я съ вами не стѣсняюсь; но я все-таки нахожу, что подъ маской свободнѣе.

— Очень радъ, — отвѣтилъ съ усмѣшкой Телепневъ.

Ольга Ивановна наклонилась къ нему и слегка ударила его по рукѣ.

— фи! какъ вы противно улыбнулись, точно селадонъ какой! — проговорила она, видимо заигрывая.

— Да что жъ мудренаго? — отвѣтилъ Телепневъ, приближаясь къ ней, — вы сейчасъ хоть кого испортите.

— Что?

— Да, да, еще недѣли двѣ, и я пріобрѣту такія же манеры, какими прельщаетъ здѣшнихъ барынь господинъ Битюковъ.

— Ха, ха, ха!… И будете доказывать, что я въ этомъ виновата?

— Непремѣнно!…

Въ эту минуту Битюковъ точно выросъ передъ ними. Новоизбранный предводитель, заложивши ладонь правой руки за неизмѣримый бѣлый жилетъ, остановился въ безцеремонной позѣ.

Разставивъ свои огромныя ноги и покачиваясь, сталъ онъ разглядывать Ольгу /Івановну.

— Битюковъ! — сказала она, — ты такъ сіяешь отъ своего предводительства, что на тебя противно смотрѣть…

— Не смотри, прелестная маска, займись лучше обученіемъ твоего юнаго кавалера… Ты практическая женщина… самые сливочки ’снимаешь… И предводитель, разинувъ свой нахальный ротъ, захохоталъ, что есть мочи.

Телепневъ покраснѣлъ и выпрямился; Ольга Ивановна тоже покраснѣла подъ маской.

— Поздравляю тебя, — отвѣтила она рѣзко, — ты дѣлаешь быстрые успѣхи въ глупости!…

Телепневъ такъ и ожидалъ, что Битюковъ разразится какой-нибудь крупной дерзостью; но первостатейный левъ только помялся на мѣстѣ, и отходя, сдѣлалъ имъ обоимъ ручь-кой, проговоривъ:

— Не сердитесь, никому не скажу!

— Довольны? — спросилъ Телепневъ Ольгу Ивановну, когда Битюковъ скрылся въ залу, — или хотите еще какихъ-нибудь пріятностей?

— Я сама виновата; мнѣ не нужно было его задирать.

— Ахъ, Ольга Иванойна, — началъ горячо Телепневъ, — какъ это вы можете спокойно говорить о подобныхъ вещахъ?

Какъ васъ не возмущаетъ то, что здѣсь всякая дрянь смѣетъ говорить женщинѣ двусмысленности и вольности?!..