В путь-дорогу! Том II

— Ай, ай, ай! закричалъ Горшковъ, чуть не во все горло: не стыдно вамъ, Варвара Павловна, вы не знаете, кто написалъ камаринскую? а всякую Fantaisie par Prudan, dédié à son ami Goria вы знаете.

— Ну такъ что же изъ того? сказала, покраснѣвши, Barbe.

— А то, что стыдно-съ, вы русская, вы вотъ меня все срамите тѣмъ, что я по-французски не говорю; такъ это еще не бѣда, а вы вотъ музыку Глинки не знаете.

— Полноте ворчать, m—r Горшковъ, проговорила тихо Sophie и подняла на него свои умные глаза.

— Не буду, барышня! крикнулъ Горшковъ. Вотъ, Боря, обратился онъ къ Телепневу: Софья Павловна такая у меня ученица, растетъ въ музыкѣ, какъ сказочный богатырь, не по днямъ, а по часамъ.

— Ахъ, полноте, прервала его Sophie и зарумянилась.

— Да что, полноте? — скромничать, барышня, не слѣдуетъ, это хотя есть признакъ таланта, но со мной церемониться нечего. Зачѣмъ не сознавать своихъ недостатковъ? Вотъ я по-французски не говорю. Варвара Павловна, по добротѣ своей, хочетъ обучить меня этому діалекту.

— Въ самомъ дѣлѣ хотите? спросилъ Телепневъ.

Barbe разсмѣялась.

— Я предлагаю свои услуги, начала она, но m-r Горшковъ не хочетъ: говоритъ, что это не пойдетъ къ его физіономіи.

— Да что вы меня все mr Горшковъ зовете? можно ли къ такой вульгарной фамиліи приставлять благовоспитанное слово?

— Mes enfants! раздался голосъ генеральши изъ гостиной.

— Тсс! шепнулъ Горшковъ, маменька разгнѣваются, что мы удалились. Слушайте, я сейчасъ вамт? парадную штуку сыграю. Меня ужъ за нее здѣсь сколько барынь похваливали, Это сочиненіе Антонія Конскаго, вотъ прислушайте — такъ и чувствуешь конскій топотъ!

И Горшковъ, покачиваясь и гримасничая, началъ играть тогда очень модный: Caprice héroique.

— Ну что, барышня, спросилъ онъ старшую сестру, вставая изъ за рояля: вамъ навѣрно нравится эта штука?

— Да чѣмъ же это дурно? проговорила Barbe.

— Первый сортъ — одно слово! А еще бы лучше было, кабы мы прошлись подъ эту музыку учебнымъ карабинернымъ шагомъ.

— Съ вашимъ другомъ, обратилась Barbe къ Телепневу, нѣтъ никакого ладу: онъ надо всѣмъ смѣется.

— И буду смѣяться, барышня, началъ Горшковъ, до тѣхъ поръ, пока эта глупая французская музыка не сгинетъ съ лица земли.

— Никогда этого не будетъ, воскликнула задорно Barbe.

— Mes enfants! послышалось опять изъ гостиной.

Все молодое общество отправилось въ гостиную, гдѣ генеральша похвалила очень пьесу, сыгранную Горшковымъ. А къ Телепневу обратилась она съ любезнымъ приглашеніемъ посѣщать ея домъ. Barbe, со своей стороны, сказала Борису, чтобы онъ на этой же недѣли являлся вмѣстѣ съ Горшковымъ играть въ восемь рукъ.

— А уроки французскаго языка начнутся? спросилъ Телепневъ.

— Какъ же, братецъ, отозвался Горшковъ, я ужъ и тетрадку купилъ, буду вокабулы учить; человѣкъ; ломъ, ломъ, душа: ламъ, ламъ.

Смѣхъ дѣвицъ провожалъ нашихъ пріятелей.

XXXI.

Ольга Ивановна приняла Телепнева такъ радушно, точно будто они были давнымъ-давно знакомы.

— Мужа моего нѣтъ въ городѣ, сказала она: онъ уѣхалъ на цѣлую недѣлю.

Телепневъ доложилъ ей, что онъ уже былъ у начальницы.

— Она очень умная женщина, замѣтила Ольга Ивановна, и дочерей своихъ держитъ очень хорошо.

— А что такое значитъ, спросилъ Телепневъ, держать хорошо дочерей?

— Вы пожалуйста не придирайтесь къ словамъ, m-r Телепневъ. Держитъ хорошо, т. е. не какъ куколъ, а довольно свободно…

— Величественности въ ней много, замѣтилъ, улыбаясь, Телепневъ.

— Какъ же вы хотите иначе, вѣдь она начальница! а все-таки въ ней нѣтъ такой пустоты, какой переполнены многія изъ нашихъ барынь…

— Къ которымъ вы мнѣ прикажете также явиться? добавилъ Телепневъ.

— Да, къ нѣкоторымъ.

— Ну, Богъ съ ними, объ нихъ еще рѣчь впереди.

Послѣ маленькой паузы, Ольга Ивановна посмотрѣла пристально на Телепнева.

— Послушайте, сказала она ему: въ тотъ разъ, когда вы были у мвня, я, кажется, васъ огорчила.

— Чѣмъ же это? прервалъ Телепневъ.

— Я васъ упрекнула тѣмъ, что вы рисуетесь.

— Ну такъ что жъ изъ этого?

— Какъ что? я не имѣла на это никакаго права. Вы очень молоды, — это правда; но развѣ вы не могли имѣть въ жизни испытаній, которыя отняли у васъ то, что всѣ привыкли видѣть въ студентѣ вашихъ лѣтъ.

Телепневъ выслушалъ все это опустивши голову, и вскинулъ глазами на Ольгу Ивановну такъ, что она немножко стѣснилась.

— Зачѣмъ вы все это говорите? сказалъ онъ спокойно и тихо. Вы меня ничѣмъ не огорчили. Если вамъ показалось, что я дѣйствительно рисуюсь, почему и не замѣтить этого. А теперь вы извиняетесь передъ мной, точно будто бы убѣдились, что я дѣйствительно не рисуюсь.

— Конечно, нѣтъ, перебила Ольга Ивановна.

— Очень вамъ благодаренъ; но вѣдь ващи слова вызываютъ объясненіе съ моей стороны, — я долженъ сказать вамъ: да, Ольга Ивановна, я не рисуюсь, въ жизни моей произошло то-то и то-то…

Когда онъ это кончилъ, Ольга Ивановна подумала: „Вотъ онъ какой! Да онъ преинтересный мальчикъ! — его нельзя оставить въ покоѣ.“

— Значитъ, проговорила она вслухъ, я сдѣлала двѣ глупости, и мнѣ нужно опять просить у васъ извиненія.