Раздался опять взрывъ смѣха.
— Да провались ты, непотребный хлопецъ!..
Мечковскій юркнулъ и спрятался за огромный глобусъ, между двумя шкапами.
Ардальонъ Захарычъ началъ описывать электрическую машину, нельзя сказать, чтобъ очень вразумительно, а больше съ помощью тѣлодвиженій.
— Что ты, Борисъ, призадумался? — спросилъ Горшковъ Телепнева.
Они стояли поодаль отъ всѣхъ, у стола, на которомъ, въ безпорядкѣ, валялись разныя трубки и разбитые термометры.
— Ну что за важность, что безъ обѣда оставятъ? Не умремъ съ голоду. Неужто ты боишься, что онъ намъ сѣкуцію задастъ? — продолжалъ Горшковъ.
— Что ты глупости говоришь, Валерьянъ! Ничего я не боюсь.
— Такъ что-жь ты пріунылъ?
Борисъ съ трудомъ высказывался даже такимъ близкимъ товарищамъ, какъ Горшковъ. Его наполняла забота о томъ, какъ бы помѣшать директору растревожить отца.
— Да что же ты молчишь?
— Тотъ дуракъ… — сказалъ онъ и остановился.
— Какой? Іонка, что ли?
— Да.
— Ну что-жь? Покричалъ, да и довольно; больше, вѣдь, у него и пороху не хватитъ.
— Онъ отцу напишетъ.
— Ну такъ что же?
— Какъ что?
Борисъ такъ взглянулъ на Горшкова, что тотъ покраснѣлъ.
— Знаю, чувствую, — заговорилъ онъ — но неужто ужь къ тебѣ настолько довѣрія не имѣютъ дома… Да онъ и не напишетъ; гдѣ ему писать! у него руки отъ водки ходуномъ ходятъ.
Бориса не успокоили эти доводы. Лицо его не прояснялось.
— Ну, вотъ, крусавцы, — кричалъ, между-тѣмъ, Ардальонъ Захарычъ, пришедши въ ученый азартъ — вы знаете, что въ этой части машины… такъ сказать, вырабатывается электричество… и оно проводится, такъ сказать…
— Проведите черезъ меня, — пропищалъ Мечковскій и вскочилъ на скамейку.
Ардальонъ Захарычъ кинулся къ нему; тотъ, соскочивъ, задѣлъ за какой-то колпакъ: поднялся звонъ и хохотъ.
— Директоръ! — вдругъ крикнулъ кто-то сзади.
Посреди суетни, смѣха и говора явился директоръ, въ архалукѣ; за нимъ инспекторъ.
Онъ вошелъ въ ту минуту, когда Ардальонъ Захарычъ погнался за Мечковскимъ.
Мальчуганъ отскочилъ и весь съежился. Ардальонъ Захарычъ, увидѣвъ директора, немножко растерялся и попятился назадъ. Всѣ притихли и обернулись лицомъ къ двери.
— Что это? — загнусилъ директоръ — Содомъ и Гоморъ! Ты, голубчикъ, въ присядку, что-ли, плясалъ? — спросилъ онъ Мечковскаго.
Гимназистикъ не нашелся что отвѣтить.
— Чѣмъ это вы занимаетесь? — обратился директоръ къ Ардальону Захарычу. — Что это у васъ за гвалтъ такой идетъ?
Самородскій оправился и, оглянувшись назадъ, отвѣтилъ:
— Опыты производилъ, описывалъ электрическую машину.
— Зачѣмъ же это они у васъ разбрелись по разнымъ угламъ? — прогнусилъ директоръ.
Учитель промолчалъ. Всѣ собрались къ одному мѣсту.
— Я пришелъ, голубчики, не сказки вамъ разсказывать. Вы, пакостники, милые мои, депутаціи вздумали посылать. Вотъ у меня заноютъ депутаты. Егоръ Пантелѣичъ, вызовите-ка ораторовъ-то.
Инспекторъ выдвинулся впередъ и проговорилъ:
— Телепневъ, Горшковъ, Абласовъ.
Они вышли впередъ.
— Я васъ сегодня высѣку — слышите? такъ-таки въ сборной отдеру, а въ поведеніи нуль поставлю; да и всѣмъ, голубчики, такія отмѣтки будутъ кондуитныя, что не только въ студенты, въ писаря не попадете.
Ардальонъ Захарычъ улыбнулся и такъ значительно, что директоръ замѣтилъ.
— Вы его все геніемъ считали, — обратился вдругъ къ нему Іона Петровичъ, показывая на Телепнева: —а изъ него первый негодяй вышелъ. Слышите же, милые мои? — загнусилъ директоръ возвышеннымъ тономъ: — попробуйте у меня еще разъ поумничать — всѣхъ выгоню.
Сцена, проектированная директоромъ, не удалась. Было мало силы въ его грозныхъ изреченіяхъ. Тонъ гнусливаго педагога только раздражилъ учениковъ; но кромѣ этого раздраженія и съеженности, оставшейся у нѣкоторыхъ по малодушію и привычкѣ, ничего не шевельнулось въ семиклассникахъ. Директора знали за человѣка злаго, способнаго на всякую гадость и сумасбродство, а потому половина класса боялась его; но на этотъ разъ никто не проникся убѣжденіемъ, что Іонка въ самомъ дѣлѣ можетъ выгнать, по своему произволу.
И директоръ, какъ-будто, это почувствовалъ: его стѣсняло также присутствіе Ардальона Захарыча, этого вѣчнаго защитника, какъ онъ его называлъ.
— Какой у васъ безпорядокъ! — проговорилъ онъ, сморщившись и посматривая на шкапы.
Ардальонъ Захарычъ покраснѣлъ, но не растерялся и очень развязно отвѣчалъ:
— Много занятій, Іона Петровичъ, по наблюденіямъ… вѣдомости… и потомъ, вамъ извѣстно, кабинетъ нуждается въ ремонтѣ.
— Ремонтъ! ремонтъ! Порядку нѣтъ-съ, чистоты нѣтъ-еъ, это не отъ ремонту, — да-съ, — и онъ обернулся къ двери.
Ардальонъ Захарычъ засунулъ одну руку въ вишневые панталоны и встряхнулъ кудрями, что у него означало раздраженіе. Хотѣлось ему отвѣтить хорошенько, но при ученикахъ онъ долженъ былъ сдержать себя.
Всѣмъ становилось очень неловко. Телепневъ, Абласовъ и Горшковъ стояли на томъ же мѣстѣ, впереди всѣхъ.
— Какъ же прикажете съ этими тремя? — ввернулъ инспекторъ, почти подъ ухомъ директора.