В провинции

Показалась роща, блеснули огоньки; они приближались к Неменке.

— Вот и конец нашему путешествию, — промолвил Болеслав.

Вскоре они уже стояли на крыльце неменковского дома, вслед за ними въехали во двор и сани Болеслава.

— Надеюсь, вы зайдете на минуточку, — сказала Винцуня, — согреетесь стаканом горячего чая.

— Нет, спасибо, — ответил Болеслав, — я не озяб и тороплюсь домой…

Тон был решительный.

Он подал Винцуне руку, она протянула в ответ свою. На лице ее выразилось крайнее изумление: несмотря на страшный холод, рука у Болеслава пылала. Винцуня взглянула ему в лицо, на которое падал отблеск свечи в окне — лицо было совершенно спокойным…

Четверть часа спустя старый Кшиштоф, уже не надеявшийся на возвращение хозяина, открывал ему дверь и, громко смеясь от радости, помогал снимать шубу. Вдруг он смолк, в его глазах мелькнул испуг.

— Господи Христе! — воскликнул старик. — Что с вами? Не заболели вы, избави Бог?

— Не тревожься, дорогой Кшиштоф, — глухо проговорил Болеслав, — я просто продрог немного.

— Ну вот! Я всегда говорил, от этих зимних поездок не жди добра. Садитесь-ка поближе к огню, сейчас принесу чай.

Старик засуетился, брюзжа и охая.

— Ничего мне не надобно, мой славный Кшиштоф, — сказал Болеслав. — Не хочу я чаю, оставь меня одного.

Поворчав еще немного и повертевшись по комнате, Кшиштоф вышел, перед тем, однако, положил на стол, за которым обычно сидел Болеслав, запечатанное письмо.

Как только слуга ушел, Болеслав с тяжелым вздохом рухнул на стул и закрыл лицо руками. Двухчасовое нечеловеческое напряжение исчерпало его силы. Маска безразличия и спокойствия слетела с него, едва он оказался наедине с самим собой. Сегодняшняя встреча с Винцуней потрясла его: все воспоминания прошлого разом нахлынули на него, все переболевшие чувства ожили в сердце с новой силой. Винцуня показалась ему стократ прекрасней, чем была, отмеченная духовной зрелостью, которая светилась в ее взгляде, более ясном и выразительном, чем прежде; ее грустный вид и физическая слабость, о чем свидетельствовали тонкая бледная кожа лица и хрупкая фигурка, невыразимо тронули его. Никогда он не был в обиде на нее, а если оставалась какая-то капля горечи, то сегодня он все простил и все забыл. Сейчас он видел только одно: на ее жизненном пути встал призрак несчастья, и чувствовал, что любит ее, любит беспредельно, разлука и тревога за ее будущее лишь усилили его любовь.

В этот миг он пал духом и готов был возроптать на судьбу; лицо его выражало безграничную боль, почти отчаяние. Машинально он взглянул на письмо, лежавшее перед ним на столе, и чем дольше в него вглядывался, тем светлее становился его взгляд; так светлеет небо, когда луч солнца пробивается сквозь мрачные тучи. С чувством невыразимого душевного облегченья он произнес:

— От Анджея.

Он распечатал конверт и при свете горящего камелька пробежал глазами письмо. По мере того как он читал, лицо его все больше прояснялось, в глазах исчезло выражение отчаяния, уступая место привычной тихой грусти. Болеслав положил листок перед собой и, подперев рукой голову, долго перечитывал строки дружеского послания.

Губы медленно шевелились, точно повторяли усталому сердцу ободряющие и утешительные слова письма.

Длинное послание пана Анджея кончалось так:

«Помни, что еще не настал конец твоим жизненным испытаниям. Какие бы ни выпали на твою долю беды, за ними последуют еще и еще. Твоя душа должна быть готова к этому. И как бы велико ни было твое страдание, каким бы оно тебе ни казалось непосильным, не забывай, что нельзя поддаваться ему. Крепко запомни это слово, — нельзя. Это слово кажется заурядным и жестоким, но в нем заключены правда и долг, которые будут тебе защитой в жизни. Твои страдания касаются одного тебя, а твоя работа, мысли, деятельность — принадлежат обществу. Пренебрегая ими по какой-нибудь личной причине, уклоняясь или расслабляясь хотя бы на миг, ты совершаешь кражу, потому что отнимаешь плоды твоей духовной силы у общества, хотя они по праву принадлежат ему. Тебе придется много страдать, но будь мужественным; в кровь разобьешь ты ноги на каменистом пути жизни, но, как это ни трудно, смело иди вперед, только вперед, не ограничивайся своим тесным мирком, смотри на вещи широко; мир велик, и надо его любить, это излечит твои сердечные раны и скрасит твое одиночество высокими радостями, которые заменят тебе то, что ты потерял».

Было уже далеко за полночь, когда Болеслав писал ответное письмо пану Анджею.