В провинции

«Да, мой благородный друг, нет предела моим страданиям, и кто знает, наступит ли им когда-нибудь конец. Я был печален, но спокоен, а сегодня я встретил Винцуню и опять во мне разразилась буря. Я потерял власть над собой, отчаяние овладевало мною, и кто знает, сумел ли бы я с ним совладать, если бы не твои слова; ты снова поддержал меня в тяжелую минуту. Как раз вовремя, спасибо тебе за это! Мы встретились с тобой в пору моего безоблачного счастья, а теперь твоя душа братски сопутствует мне по дороге непредвиденных страданий. Ты идешь рядом со мной в образе совести и разума, поддерживая меня, когда я падаю духом, напоминая мне о долге и о моей жизненной цели. Еще два часа назад я был во власти отчаяния, удручен, полон тяжких сомнений и жаловался на судьбу, но, прочитав твое письмо, поразмыслив над ним, я настолько успокоился и пришел в себя, что теперь могу, мой уважаемый и мудрый друг, рассказать тебе о делах, какие больше всего занимали меня в последнее время.

Сегодня я вернулся из уездного города, где выхлопотал наконец разрешение открыть в N. больницу для крестьян и евреев, с штатным врачом. Больница будет построена на средства, пожертвованные наиболее просвещенными, состоятельными местными жителями, а в дальнейшем она должна содержаться на деньги тех, кто будет ею пользоваться. Инициатором этого предприятия был наш почтенный ксендз, я его поддержал, и мы организовали нечто вроде комитета, куда вошли несколько человек, самые просвещенные в округе и более всего пекущиеся о всеобщем благе, — цель комитета выработать план, подсчитать, во сколько обойдется такое предприятие, и т. д. Должен тебе сказать, что в это маленькое общество, по моему предложению и настоянию, был вовлечен молодой Александр Снопинский. Мне казалось, что благородная идея пробудит в нем благородные порывы и первый шаг на пути общественной деятельности даст серьезное направление его дальнейшим стремлениям. Поначалу, казалось, я не ошибся. Он горячо увлекся нашими проектами и собраниями, принимал в них деятельное участие и даже, должен признать, подал нам несколько светлых и удачных идей. Я с удовлетворением смотрел на все это, радуясь, что один из членов общества, к которому я принадлежу, притом муж женщины, о будущем которой я беспокоюсь более, нежели о своем собственном, начинает приобретать добрые и похвальные наклонности. К сожалению, радость моя длилась недолго.

Снопинский, охотно и деятельно участвовавший в первых заседаниях нашего комитета, на третьем был уже рассеян, на четвертом явно скучал, а на пятое и вовсе не явился; в конце концов он пренебрег нашим предприятием. У этого человека хорошие побуждения, но ему недостает силы воли, чтобы выработать в себе твердые принципы. Поначалу он горячо хватается за какое-нибудь хорошее дело, но скоро охладевает к нему; его разум, привыкший бездействовать, быстро устает и обращается к привычным для себя пустякам или вовсе засыпает. Способностей он не лишен; даже то, чего он не умеет и о чем не имеет ни малейшего понятия, ему удается постигнуть благодаря интуиции и врожденной сметливости, но эти незаурядные способности гибнут, погребенные в праздности. Ум его можно сравнить с плодородной, но заброшенной почвой; чем больше в этой земле живительных соков, тем гуще и быстрей зарастает она сорняками, иной раз пробьется на ней красивый цветок, но тут же сохнет и вянет, вытесненный сорной травой.

Я изучал этого человека со всей прозорливостью, на какую способен, всюду, где с ним встречался. Никто не вправе упрекнуть меня за это, ведь кроме того, что он мой соотечественник, а следовательно, по моему понятию, один из моих братьев, в его руках находится судьба той, кого я из всех людей больше всего полюбил! Так вот, я пришел к убеждению, что, будь этот человек по-другому воспитан, имей он более широкие знания и серьезные навыки, он мог бы, при своих природных данных и жизненной силе, стать личностью незаурядной и деятельной. Но свои способности он расходует на пустяки и удовлетворение своих прихотей; жизненная сила вылилась у него в лихорадочное стремление к разгульному времяпрепровождению и чувственным удовольствиям. Главные его пороки: себялюбие, безделие и безволие… Только чудо может его спасти и наставить на путь истинный. Если же чуда не произойдет, он — конченный человек… А она? Сегодня я явственно увидел и понял, что она начинает страдать и знает, что ее ждет печальное будущее. Именно это — горькая ее доля — мучает и возмущает меня больше всего.