На острове посреди могучей реки лениво дремала станица Паньшино. Порыв ветра донес заполошный крик петуха и сладкий запах цветущих деревьев. Среди плодовых садов едва виднеются раскаты, дубовые плетни. Ни души, от жары люди попрятались по куреням и в тени раскидистых деревьев. У берега покачивался целый флот из стругов, морских лодок и плотов. В отдалении, среди степного разнотравья стояли палатки и юрты воинского стана кочевников, вдоль берега гарцевали тучи конных калмыков с длинными копьями. Легкие кавалерийские полки привел верный вассальному долгу тайша Аюка. Ближе, на заливаемом в половодье лугу — четырехугольник обоза донских казаков. Калмыки с казаками то и дело враждовали на почве дележа конных табунов и осетровых ловлей, поэтому их развели подальше. Всего 15 тысяч конницы. Рядом с станом казаков возвышались в окружении повозок палатки сводного мастерградского отряда. Город попаданцев не поскупился, выделил в помощь союзнику: два мотострелковых взвода, артиллерийскую и минометную батареи, подразделения обеспечения: отделение связи, ремонтное, медицинское, хозяйственное и три мотодельтаплана с летчиками и технарями. Всего более сотни человек. Сила!
Пехота погрузилась на корабли а кавалерия: казаки и калмыки пошли вдоль берега, каждый по своей стороне Дона. Еще неделю сплавлялись мимо больших и малых казачьих городков: Голубой, Зимовейский, Цимлянский, Раздоры, Маныч, Черкасска. Шли с бережением. Здесь уже можно было встретить татарские разъезды и получить нечаянною стрелу.
Вечером Александром с Петром пили в царской каюте свежезаваренный чай. Снаружи громыхнуло, но дождя еще не было. Петр поставил пустую кружку на стол и выглянул в окошко. Темно, на берегу неясные очертания. То ли деревья то ли злой татарин пробирается. Вот-вот метнет из тугого лука стрелу. Петр слегка поежился, откинулся на стуле. Задумчивый взгляд круглых, чуть навыкат глаз остановился на собеседнике:
— Александр, ты же воевал? — дождавшись утвердительного кивка и немного помолчав, спросил, — Как оно в бою, страшно?
Александр отложил недопитую кружку на стол рядом с большой тарелкой с свежими кренделями. Внимательно посмотрел на глядящего с плохо скрытым нетерпением царственного юношу.
— Нет в бою не страшно, ты стреляешь, в тебя… чуть начнешь трусить пуля или стрела тебя найдет. Страшно перед боем. А сумел тот страх преодолеть, все ты боец!
— Ну и как его преодолеть? — слегка волнуясь спросил юный царь. Усики уныло обвисли.
«Какой же он еще мальчишка. Волнуется…» Мастерградец ободряюще улыбнулся.
— Герр Питер! Каждый сам находит свой путь к смелости. В нашей истории ты его нашел!
— Правда? — по-детски беспомощно и моляще посмотрел Петр.
— На войне только дурак ничего не боится. Пулям и ядрам ты не кланялся, воевал доблестно и храбро. Значит и сейчас будешь также.
— Дай бог! — повернувшись на красный угол где перед иконой горела лампадка юный царь истово перекрестился.
— Ты иди Александр, мне надо побыть самому.
Полыхнуло, вновь донесся уже поближе раскат грома, по доскам забарабанило, сначала редко, с каждой секундой все чаще.
Мастерградец понятливо кивнул. Не глядя на демонстративно не отводящего взгляд от темноты в окне царя вышел из каюты.