В полночь упадет звезда

– Прибежали уж заполночь, обе ревут! – боярыня Мировита улыбнулась. – Все рассказывали про неведомую женщину. Мы с бабкой думаем, что там за женщина, а надо бы относ сделать. Утром дали им пирогов, яиц печеных, сала кусок – они отнесли туда, где она с ними рассталась, на пень положили. Назавтра пришли – нет на пне ничего.

– Мы потом только туда за зельями весь месяц и ходили, – добавила Зоряна. – Прямо как будто тянуло нас туда. И на другой день опять ее встретили. Кто она такая, откуда – ничего не говорила, только сказала, что зовут ее Мечтана. Зато о зельях, о кореньях разных столько всего рассказала – какое от чего помогает, как и когда брать, с каким приговором! У нас никто о зельях не знает столько, как она! Как будто зелья сами ей про себя рассказывают.

– Любые хвори она лечит! – подхватила Живита. – Нету такой, чтобы против нее могла устоять! Она такие сильные слова знает! Вот даже и твоего брата если бы она полечила – он бы сразу здоров стал!

Живита осеклась, будто сболтнула лишнее, на лицах женщин отразилось смятение.

– Князю-то самому виднее, кому его детей лечить, – сдержанно заметила боярыня. – Может, у него из греческих земель какой лекарь, зачем ему наши ведьмарки?

– Ну а что же… – задумчиво проговорила Брюнхильд. – Может, она бы и помогла, если такая сильная. Как бы мне ее повидать?

– Это ты лучше с отцом поговори, – посоветовала боярыня. – То есть с Семигостем. Да и князь позволит ли тебе…

Брюнхильд вопросительно взглянула на Горыню, и та чуть заметно качнула головой. Еще чего не хватало! Чтобы Олегова дочь ехала в какую-то глушь, к какой-то неведомой бабке из Сумежья?

– А может, ее сюда можно зазвать? – вкрадчиво предложила Брюнхильд. – Мы бы ее не обидели, за совет отблагодарили бы.

– Я не могу такие дела решать, – боярыня покачала головой. – Пусть отец скажет.

В конце того лета, как Мечтана появилась близ Троеславля, она однажды сама передала через девушек просьбу, чтобы Семигость ее навестил. Встревоженный тем, что в округе завелась и намерена остаться неведомая женщина большой колдовской силы, Семигость приехал на берег Припяти, к указанному месту. Разговаривали они наедине, но после этого Семигость велел время от времени отвозить ей припасы, однако бегать на лесной двор без большой нужды запретил и приказал остерегаться. Разговор свой с Мечтаной Семигость не передал даже жене. Испытывая смутные опасения, боярыня не разделяла желания дочерей похвастаться ведьмаркой перед княжьей дочерью и перевела разговор на другое. Стали обсуждать, как бы попросить у князя и Семигостя костей от жертвенного бычка – такие кости были лучшим средством от сглаза. А еще хорошо при себе иметь «отворотные нити»[39] – если такую нить на руке носить, никакой сглаз к тебе не привяжется…

– Давай съездим, – выбрав миг, когда к ним никто не прислушивался, шепнула Брюнхильд Горыне. – Надо эту их бабку пощупать поближе.

– Князь не разрешит. Больно тут молодец бойкий.

– А мы бережатых возьмем.

– С бережатыми нам никто дорогу показывать не станет. Они свою бабу, видно, берегут. Да и стоит ли сюда к тебе ее вести? А то как глянет своими глазами…

– Я сама на нее гляну! – с вызовом прошептала Брюнхильд. – У нее от Сумежья глаза, а мои – от богов!

* * *

Пока в обчине мясо варилось, а почтенные мужи вели неторопливые беседы, Благодан мчался верхом прочь от Троеславля – по замерзшей Припяти на запад. Верст через пять-шесть всадник свернул на русло ручья, уходившего в рощи, и здесь поехал шагом: снег был коню почти по грудь, под ним могла таиться какая-нибудь засыпанная коряга. Вскоре, когда путь преградили свесившиеся стволы ив, Благодан вывел коня на гребень оврага. Здесь уже виднелась слабая тропка от проруби, заново успевшей затянуться с утра. Слегка запахло дымом, давая знать о близости жилья.

За деревьями открылась поляна, а на ней небольшая заселица – три-четыре постройки, явно старых, потемневших и местами покосившихся. Когда-то здесь жил бортник по имени Крома с тремя сыновьями и тремя невестками. Бабы рассказывали, что Крома скупой был – весь мед возил в Троеславль выменивать, а своим и понюхать не давал. Однажды пошел он сеять, а невестки сговорились и съели у него немного меда. А он видит – мед кто-то взял, и со зла «нашептал». Невестки захворали и тогда признались. Да дед не сумел свою же порчу снять, так все три и померли. А сыновья его с горя разошлись кто куда. Остался Крома один, сам через несколько лет помер. Жилье лет пять стояло пустым, и только лето назад в нем снова растопили печь.

Однако двор за покосившимся плетнем и сейчас выглядел почти нежилым – лишь поленница под навесом и разбросанные щепки давали понять, что в низкой избе под дерновой крышей кто-то есть. Ни скотины, ни даже кур тут не водилось. Только вороны и сороки скакали по ветхому плетню, и при виде птицы Благодан каждый раз думал: не хозяйка ли перекинулась?

Спешившись, Благодан привязал коня к плетню и осторожно, стараясь не наступать на щепки, подошел к двери. Три земляные ступеньки вниз были расчищены от снега – сегодня кто-то выходил.