В поисках утраченных предков

Снежная равнина, белая луна,

Саваном покрыта наша сторона,

И березы в белом плачут по лесам.

Кто погиб здесь? Умер? Уж не я ли сам?

Сергей Есенин

Под Харьковом, у деревни Борки, — был ответ. Нет, не покушение. Сошел с рельс весь поезд, царь Александр III с семьею возвращался из Крыма, чудом остались живы. Историк посоветовал мне полистать газеты того времени.

Я бросился в Библиотеку Академии наук. Теперь понятно, в тужурку какого ведомства с металлическими пуговицами одет господин на фотографии, которого я считаю своим прадедом. Если я правильно понимаю словосочетание «кондукторские усы», то блондин с широко раскрытыми светлыми глазами в тужурке с красивыми пуговицами принадлежал именно к железнодорожному племени.

Газета «Правительственный вестник», 1888 год. Телеграмма министра Императорского Двора от 17 октября:

«На Курско-Харьковско-Азовской дороге, на станции Борки, в Императорском поезде сошел с рельсов второй локомотив и следующие за ним четыре вагона. Благодаря Бога, Государь Император, Государыня Императрица, Наследник Цесаревич, Великие Князья, Великие Княжны и все лица Свиты совершенно невредимы».

«Правительственный вестник», 22 октября 1888 г.:

«…Убитых — 21, раненых — 37. Из поездной команды убиты: кондукторы Стрельчунос и Каралис».

Газета «Новое время», 22 окт. 1888 г.:

«…Передний паровоз врезался задними колесами в насыпь, второй — встал почти поперек пути, затем — багажный, министерский, служительский, буфетный, кухонный вагоны и вагон-мастерская — обратились в кучу обломков. Все смешалось: живые существа, инструменты, куски дерева, рельсы, багаж, посуда, серебро, тела убитых.

Удар был так силен, что рельсы скрутило в спирали, точно тонкую проволоку. Местность, на которой произошла катастрофа, — насыпь, пролегающая по болоту и называемая машинистами «Чертовой лужей».

«Петербургская газета», 23 окт. 1888 г.:

«После крушения между двумя вагонами заметили несчастного Каралиса. Он стоял совсем как живой. На лице, только слегка усеянном царапинами, видна была широкая, веселая улыбка. Казалось, Каралис чему-то смеялся. «Чему ты смеешься? что тут смешного?!» — обратились к нему товарищи… Он не отвечал. К нему подошли и убедились, что от несчастного остался один труп. Он так и скончался с застывшей на лице улыбкой. Замечательно, что тело Каралиса осталось почти совсем не тронутым».

«Петербургская газета», 22 окт. 1888 г.:

«Поезд прибыл в 9 часов вечера и доставил 14 гробов. Затем семь печальных колесниц проехали по Невскому проспекту до Большой Конюшенной улицы. Остальные семь гробов отправлены в часовню городского Преображенского кладбища у товарной станции Николаевской железной дороги. …Погибшие кондуктора Стрельчунос и Каралис были георгиевскими кавалерами».

«Петербургская газета», 25 окт. 1888 г.:

«24 октября тело Каралиса из часовни Преображенского кладбища было перевезено на римско-католическое кладбище на Выборгской стороне, где и предано земле. На отпевании тела Каралиса присутствовали знакомые и родные. Затем тело Каралиса захоронили в фамильной могиле, где уже покоились две дочери усопшего».

Газета «Новое время», 24 окт. 1888 г.:

«Новые тормоза Вестингаузена сослужили свою службу».

Газета «Новое время», 24 окт. 1888 г.:

«Крушение Императорского поезда» (составлено из рассказов лиц, следовавших на поезде, потерпевшем крушение).

«…Буфетный (6-й) вагон также разбит и сброшен по откосу — прислуга, бывшая в нем, переранена, а кондукторы Стрельчунос и Каралис, бывшие на тормозных площадках, убиты».

«Автоматические тормоза сослужили свою службу».

Государь находился в 7-м вагоне, в столовой. На площадке 6-го вагона — мой прадед.

Через три недели после крушения императрица Мария Федоровна писала своему брату Вильгельму, греческому королю Георгу I:

«Ты, наверное, помнишь последний наш вагон-ресторан, подобный тому, в котором мы вместе ездили в Вильну?

Как раз в тот самый момент, когда мы завтракали, нас было 20 человек, мы почувствовали сильный толчок и сразу за ним второй, после которого мы все оказались на полу и все вокруг нас зашаталось и стало падать и рушиться. Все падало и трещало как в Судный день. В последнюю секунду я видела еще Сашу, который находился напротив меня за узким столом и который затем рухнул вниз вместе с обрушившимся столом.

Был еще третий толчок и много других прямо под нами, под колесами вагона… Все грохотало и скрежетало, и потом вдруг воцарилась такая мертвая тишина, как будто в живых никого не осталось.

…Это был самый ужасный момент в моей жизни, когда, можешь себе представить, я поняла, что я жива, но что около меня нет никого из моих близких. Ах! Это было очень страшно! Единственно кого я увидела, были военный министр и бедный кондуктор, молящий о помощи!»