В поисках построения общего языкознания как диалектической системы

Спешим заметить, что под психологией мы в данном случае понимаем учение о человеческих переживаниях во всей их случайности, противоречивости и субъективной капризности. Само собой разумеется, что под психологией можно понимать также и науку о вполне целесообразных и объективно обоснованных человеческих переживаниях. Но тогда не психология будет диктовать свои законы языкознанию. Наоборот, только само языкознание как наука о человеческом общении (куда психическое, конечно, входит, но отнюдь не является единственным и определяющим фактором), именно это языкознание и определяет собою всю точность и целесообразность соответствующих психологических методов. Поэтому психологию языка мы вовсе «не отрицаем с потолка», но только признаем примат языкового общения людей над психической стихией человеческих переживаний. Важно отметить также и то, что и те из языковедов, которые говорили о психическом корреляте фонемы, часто понимали под психизмом все тот же самостоятельно существующий язык, но только не в бесформенно смысловой, а в своей осмысленной данности. В этом отношении психологизм, например, Бодуэна является прямым предшественником морфологизма московской фонологии, хотя этот морфологизм уже не имеет ничего общего ни с каким психологизмом и ни с каким субъективизмом. Язык есть достояние не субъекта, но достояние и орудие общения разных субъектов, и общение это – вполне специфично.

б) Другое, чрезвычайно важное разделение понятий, которое лежит в основе рассуждений Н.С. Трубецкого, сводится к тому, что смысловая сторона звуков речи отнюдь не во всем своем объеме должна явиться предметом фонологии, т.е. определяться просто как область фонемы. Дело в том, что человеческая речь полна всякого рода выразительных отличий, которые отнюдь не все целесообразно относить к фонологии. По человеческой речи можно судить, например, к какому полу принадлежит данный человек, какого он возраста, какого общественного класса, образования и т.д. Чего стоит только одна интонация речи, и не только интонация отдельного звука или слова, но и фразовая интонация. Все такого рода проблемы Н.С. Трубецкой относит к экспрессивной стороне человеческой речи. С другой стороны, в смысле разумно-жизненного общения, важной задачей является изучение того, как слушатель воспринимает говорящего, т.е. как произносимая речь воздействует на того, кто ее воспринимает. Эту сторону речи, апеллятивную, т.е. воздействующую, изучать можно и нужно, но не она является существенной стороной фонологии как таковой.

Для фонологической науки существенной является не экспрессивная и не апеллятивная, но, – говорит Н.С. Трубецкой, – экспликативная сторона человеческой речи. Существо экспликации заключается в том, что она есть «сообщение о предмете речи» и что при ее помощи «опознаются слова с определенным значением и состоящие из этих слов предложения»[65].

Еще точнее формулируется предмет фонологии, а это значит, и фонема, в более подробной характеристике экспликации. В этой экспликации Н.С. Трубецкой находит кульминативную (вершинообразующую) функцию, указывающую на количество «слов, словосочетаний» данного предложения, и далее – делимитативную функцию, «указывающую границу между двумя единицами» речи. То и другое для Н.С. Трубецкого имеет второстепенное значение. Самое главное у него – это дистинктивная, или смыслоразличительная функция, дающая возможность устанавливать «различение значащих единиц»[66].

в) Чтобы отдать себе точный отчет в этих различениях Н.С. Трубецкого, необходимо учесть то, что в них он, собственно говоря, отошел от той своей первоначальной установки, что фонема относится не к речи, а только к языку. Все эти разделения как раз говорят не о языке, но именно о речи. Очевидно, в данном случае под речью Н.С. Трубецкой понимает уже не просто артикуляцию звуков, и не просто их психический коррелят, и не просто отвлеченный смысл, но ту лишь сторону, которая является орудием общения людей, т.е., как мы теперь говорим, он изучает здесь коммуникативную функцию языка. Но это не мешает ясности его анализа, поскольку у него везде совершенно точно воспринимается, где имеется в виду речь как артикуляция звуков и где имеется в виду речь как смыслоразличительная сторона экспликации.