В-третьих, фонема равняется, по Бодуэну, цельному звуку + «свойство другого», например, в условиях смягченного положения данного звука. В-четвертых, фонема может равняться «двум или более звукам»[56].
Все подобного рода рассуждения Бодуэна заставляют нас признать, что в чисто описательной и интуитивной форме Бодуэн находит следующие моменты определения фонемы как единицы языка: 1) общность ряда реально их произносимых звучаний, 2) единство и 3) цельность, обусловливающая собою 4) сумму бесконечно разнообразных звуковых альтернаций на основе ее 5) определенной уже незвуковой семантики. Вместо термина «семантика» Бодуэн употребляет термин «психический эквивалент», или «психический коррелят», куда и относит «морфологическое или семасиологическое различие»[57].
Сходное и правильное понимание фонемы Бодуэна можно найти у Б.А. Ольховикова:
«…фонема представляется Бодуэну де Куртенэ следующим образом: 1) это единица сложная; 2) она состоит из элементарных единиц (свойств); 3) данная совокупность элементарных единиц (свойств) функционирует в языке как неделимое целое; 4) фонемы, состоящие из простейших элементов, выступают в системе языка как члены соотношений (корреляций); 5) фонема – это отвлеченность, результат языкового обобщения, результат лингвистического отвлечения от реально выступающих в речи звуковых проявлений; 6) эти реальные проявления – суть антропофонической природы. Таким образом, у Бодуэна де Куртенэ в казанский период его деятельности фонема по существу выступает как конструкт, как нечто постоянное, инвариант (в терминах современной фонологии) в плоскости множества вариантов, реально произносимых и слышимых, как элемент чисто системный – с другой»[58].
г) Из богатых и весьма содержательных рассуждений Бодуэна мы бы указали еще на
д) В заключение необходимо указать на то, что теорию фонемы Бодуэна можно правильно оценить только при условии анализа языковедческой теории Бодуэна в целом. Это не может являться задачей нашей настоящей работы, но мы могли бы указать на обстоятельную характеристику Бодуэна, которую дает Т.С. Шарадзенидзе[60]. Здесь правильно освещается борьба Бодуэна с грубым натурализмом, его опора на психологизм, однако, с широким привлечением также и общественно-исторических методов, его глубочайший интерес к живому языку и бесконечному разнообразию реально произносимых звуков, зачатки структурного и системного подхода к языку, близкая связь и частичное совпадение взглядов Бодуэна и Соссюра, критическое отношение Бодуэна к младограмматикам и предвозвестие лингвистических направлений XX в. Яркость, широта и глубина языковедческих интуиций Бодуэна в настоящее время может вызывать только удивление[61].
е) Ближайшим учеником Бодуэна явился Н.В. Крушевский, о работе которого 1881 г. весьма положительно отзывается сам же Бодуэн. Этому же Крушевскому Бодуэн в дальнейшем, а именно, в 1888 г., посвятил целое большое рассуждение[62].
Поскольку у этого знаменитого лингвиста нет подробно развитой теории фонемы, в нашем кратком очерке можно было бы не упоминать этого имени. Но лингвистическая система Соссюра настолько важна и интересна, а исследователь настолько популярен, что нам придется здесь указать несколько мыслей Соссюра, весьма важных для современной науки о фонеме.
а) Как известно, Соссюру принадлежит весьма энергичное противопоставление языка и речи. Для теории фонемы это важно уже по одному тому, что создатель современной фонологии Н.С. Трубецкой положил это противопоставление, согласно которому фонема относится не к речи, но к языку, в основу своей теории.