Наконец нескольким сохранившим самообладание морякам удалось перерубить снасти, и рулевые развели два корабля. Выстроившись в цепочку, матросы вычерпывали поднимающуюся воду всем, что попадалось под руку. Еще одна группа по пояс в воде спустилась с фонарями в трюм и обнаружила, что киль цел, а низ корпуса остался водонепроницаем. И все равно многие были уверены, что судно вот-вот потонет, и 13 дезертиров прыгнули за борт, чтобы попытаться доплыть до «Лионарды».
Лопеш и остальные оставшиеся на борту были уверены, что их жизни были спасены одним только Божим промыслом. Никакая природная сила не могла бы вызволить их из подобной беды, записал клерк, и все они поклялись, вернувшись домой, совершить паломничество. Чудо чудом, но до безопасности было еще далеко. Как только они попытались развернуться к назначенному адмиралом курсу, снова хлынула вода, и корабль опасно накренился в сторону пробоины. Учитывая, что волны были еще высоки, офицеры решили рискнуть и развести на палубе костры, чтобы дать сигнал остальному флоту.
Первым на место прибыл корабль самого да Гамы, и он спросил матросов, желают ли они покинуть свое судно. Матросы же прокричали в ответ, что с Божьей помощью надеются протянуть до утра. На следующее утро появилась «Флор де ла Мар» и предложила послать за ними шлюпку. Команда «Флор де ла Мар» попыталась убедить своих товарищей, что на столь бурном море они неминуемо потонут, но Лопеш и его люди были убеждены, что их охраняют высшие силы.
31 мая флот снова повернул к суше, и штурманы обнаружили, что отошли от Мозамбика всего на десять лиг. В гавань они сумели войти только с третьей попытки, и на следующий день к ним приковылял корабль Лопеша. «Лионарда» тоже дала серьезную течь и отчаянно нуждалась в ремонте, процесс кренингования и проконопачивания начался сызнова.
Прошло уже столько времени, что запасы провианта опасно истощались. Моряков посадили на урезанный рацион хлеба и вина. Через четыре для после третьего захода в Мозамбик закончился купленный рис. Матросы перешли на африканское просо, но и оно тоже закончилось. Им пришлось варить обломки сухарей со дна бочек – во всяком случае, те, которыми побрезговали мыши. Поскольку не осталось ни масла, ни меда, сухари разваривали в воде. Получавшееся блюдо, по едкому замечанию Лопеша, «не нуждалось в приправах и соусах, хотя и пахло дохлой псиной, но мы все равно его ели, так как голодали» [502].
К 15 июня положение настолько ухудшилось, что да Гама приказал трем кораблям немедленно возвращаться домой. Они отплыли рано утром следующего дня и, попав в шторм с метелью, который разделил и едва не потопил их, в конечном итоге вышли к мысу Доброй Надежды. Там – словно в доказательство того, сколь многое изменилось с первого плавания да Гамы по Индийскому океану, – они наткнулись на два португальских корабля, недавно отплывших в Индию. Бомбарды дали залп, были спущены шлюпки. Передали известие о рождении наследного принца в одну сторону и мешки с хлебом – в другую. Направлявшиеся домой суда поплыли своим путем, смотрели на огибающие мыс Доброй Надежды стаи китов, стреляли из пушек в больших, гладких тунцов и остановились на некоем острове, чтобы поймать в силки и зажарить стаю птиц, так и не научившихся бояться людей. Если верить фламандскому матросу, птицы оказались не единственными жертвами. К середине июля провизия снова стала заканчиваться, а 13-го он буднично записал: «Мы нашли остров, на котором убили по меньшей мере 300 мужчин, и многих захватили, и взяли там воду» [503]. Без сомнения, он, как всегда, преувеличивал, хотя Томе Лопеш, чей корабль ожидал, не подходя к берегу, о случившемся там – что для него необычно – умалчивает.
Флотилия пошла дальше к островам Зеленого Мыса. До архипелага оставалось еще довольно далеко, когда налетел страшный шторм, и кораблям пришлось бросать якорь в бурном море. Все матросы на них заболели. И на протяжении 20 дней у них не было хлеба. Среди них был и немецкий моряк. Как раз вовремя, сообщил он, мимо проплыл другой португальский корабль, «с которого мы взяли муку и сухари и сварили кашу, которой вдоволь наелись. Каждый второй или третий день кто-нибудь умирал, а остальные были больны как никогда и в еще большем отчаянии от перемены воздуха» [504]. Наконец все три корабля подошли к Азорам, взяли на бот много свежей провизии и на западных ветрах понеслись к Лиссабону.
А оставшиеся в Мозамбике корабли стали отплывать по двое, по трое, едва на них удавалось загрузить провиант. Адмирал Индийского океана дождался отправки последнего корабля и сам отбыл 22 июня. Два корабля потеряли остальной флот темной штормовой ночью и приковыляли домой, черпая воду, сопровождаемые, по записи одного португальского матроса, одними лишь страхами. Когда они уже плыли к Азорам, весь экипаж заболел и не осталось никого, кто мог бы управлять кораблями. Из еды остались лишь плесневелые и кишащие червями сухари, и мучимые болезнями матросы сожрали двух собак и двух кошек, которых взяли на борт для ловли крыс.