К тому времени удушливая жара сменилась, как записал один немецкий моряк, «холодом таким, каких не случается в Германии. Мы все мерзли, так как солнце лежало к северу, и многие наши от холода умерли. Море такое штормовое, что чудно и страшно смотреть» [454]. Немец плотнее заворачивался в промокший плащ, но его озноб, наверное, лишь усилился, когда ему рассказали, что всего два года назад в этом самом месте пропали четыре корабля – включая судно, капитаном которого был Бартоломеу Диаш. Днями напролет флот медленно и упорно продвигался с убранными парусами по бурному морю и под проливным дождем, и все были измучены к тому времени, когда адмирал указал на стаю птиц, которые охотились на море днем, но ночевать улетали на сушу: это, пообещал он, верный знак того, что берег близко. Капитаны гнали свои корабли как могли при неполных парусах, а 30 мая дозорные завидели землю, и вскоре суда бросили якорь. Пока матросы с облегчением праздновали небольшую победу, штурманы, изучив береговую линию, сравнили ее с картами и прикинули, что флот находится в сотне лиг за мысом Доброй Надежды.
Но стихия не собиралась униматься. «Потом мы подняли якорь и двинулись дальше, – возобновляет рассказ немецкий моряк, – и когда мы оказались в море, нас настиг ужасный шторм, и море было таким бурным, каким мы никогда его не видели». Бушприты и мачты ломались как ветки, и три корабля исчезли из виду. Волны били в борта и перекатывались на палубы, и после трех дней борьбы с волнами, течениями и ветрами даже бывалые моряки уверились, что им пришел конец. В самый худший момент из моря выпрыгнул гигантский дельфин и пролетел почти над мачтами, напугав суеверных матросов. Вскоре после этого горбатый кит с плавниками высотой с паруса плавал вокруг кораблей так долго и так при этом шумел, что матросы содрогались от дурных предчувствий. К их бесконечному облегчению, эти «гости» обернулись добрым предзнаменованием, шторм уступил место крепкому попутному ветру, и команды развесили мокрую одежду сушиться на слабом солнышке.
Вскоре после того как флот вошел в Индийский океан, адмирал созвал совет всех пятнадцати капитанов. Было решено разделиться: пять кораблей Висенте Сорде направятся прямиком к побережью Мозамбика, а остальной флот заглянет в прославившийся торговлей золотом порт Софала [455]. Товары, предназначенные для продажи в Софале, перегрузили на корабли да Гамы, и неделю спустя флот бросил якорь на значительном расстоянии от береговых зыбучих песков.
Согласно европейским легендам, Софала считалась сказочно богатым библейским портом страны Офир, местом, где располагались копи царя Соломона, и столицей царицы Савской или всеми тремя, вместе взятыми. «Наш капитан сказал, что некогда тут жил царь, приходивший поднести золото Господу нашему Иисусу Христу в Вифлеем, но что нынешний царь язычник», – записал немецкий моряк. Разумеется, под «язычником» подразумевался мусульманин. Местоположение города менялось вместе со смещением зыбучих песков: когда прибыли португальцы, он располагался среди пальмовых рощ и плантаций возле устья реки. Материк здесь образовывал широкий подковообразный залив, как бы обнимая остров, и вниз по реке спускались лодки, перевозившие добываемое в копях золото.
Да Гама снова созвал капитанов на совет. Предстояло обсудить, как подготовиться отразить враждебные действия, но при этом самим не показаться агрессивными настолько, чтобы спровоцировать упреждающую атаку. В конечном итоге было решено, что каждый капитан приведет в боевую готовность свое судно и вооружит команду, но само оружие будет спрятано.
На рассвете спустили шлюпки. На берегу уже столпились местные жители, и когда европейцы приблизились, пятнадцать или двадцать человек стащили на воду долбленую лодку. В нее сели пять или шесть арабов, которые поплыли навстречу чужеземцам. Когда лодка оказалась в пределах слышимости, представитель да Гамы внушительно объявил, что привез послание от адмирала Португалии. Арабы доложили об этом султану и вернулись с дарами – бананами, кокосами и сахарным тростником. Они сказали, что султан готов принять чужеземцев и желает выслушать послание.
Да Гама не намеревался рисковать и, прежде чем высадить своих людей, попросил заложников. Вскоре прибыли два важных с виду араба, и соответственно два португальца отправились во дворец. Вернулись они опять же с заверениями в гостеприимстве, бананами, кокосами и с коровой. После того как шлюпка разведала фарватер неглубокой, но проходимой гавани, в залив вошли флагман и еще три корабля. Торговые сделки заняли десять или двенадцать дней, в результате чего европейцы взяли на борт большое количество золота, обменянного на простые стеклянные бусы, медные кольца, шерсть и маленькие зеркальца. Отношения оставались дружелюбными, хотя, согласно одному сообщению, да Гама послал своих людей тайком разведать окрестности в поисках наилучшего места для строительства форта.