В погоне за ветром (СИ)

В погоне за ветром

Пролог

Я много думала над относительностью свободы и есть ли свобода абсолютная. Признаться, я провела много бессонных ночей в бессмысленных размышлениях, сводящихся к двум простым вопросам, натыкаясь на которые, я каждый раз в ужасе отступала.

Что такое свобода?

И, куда более сложный: есть ли в жизнь место свободе? Или же, как считал Иоган Лафатер, человек свободен, как птица в клетке: в известных границах он может свободно двигаться. Или как его дополнял Владимир Колечицкий, утверждая, что степень свободы зависит лишь от размеров клетки.

Но можно ли, разломив прутья клетки, вырваться на волю? Для птицы все равно границей станет атмосфера Земли, для космического корабля — количество топлива и так далее. Все это сводится к тому, что всегда есть нечто, ограничивающее свободу. Просто потому, что нет ничего вечного.

Может быть, всей своей жизнью Сирокко расскажет об истинном лике свободы. Возможно, однажды она, как и Демокрит, скажет: «свободным я считаю того, кто ни на что не надеется и ничего не боится». Наверное, это будет правдой. Только какую цену придётся заплатить за эти несколько слов?

Весь роман наверняка будет лишь моим распространённым монологом, во время которого я попытаюсь ответить на главный вопрос.

Есть ли свобода?

* * *

Воздух был пронизан запахами холода и стали. Своды пустынной залы терялись в сизом тумане, вившемся среди монументальных колонн. Ровное голубоватое свечение замерло в пространстве и лишь слегка разгоняло застывший полумрак. Сверкающие узоры паркета сплетались воедино, образуя сложные фигуры, которые переходили она в другую. Их неповторимые контуры постоянно искривлялись, перетекали и меняли направление, пульсируя холодным серо-синим цветом.

В центре, образованном сплетением узоров, замерли две фигуры. Одна из них, холодная и молчаливая, была словно порождение этого зала; вторая казалась чужой, слишком темной и слишком контрастной.

— Господин Всего Сущего, — темная фигура склонила голову в приветственном поклоне.

Мужчина, облачённый в серо-чёрный мундир, свысока посмотрел на гостью. Жесткие белые волосы падали на плечи, некоторые были вплетены в тяжелую сияющую корону, которая бросала отсветы на ледяной пол.

— О, Ведьма, знаю я, зачем ты пришла, — мужчина раздраженно поджал бело-голубые, словно замёрзшие губы. — Довольно уговоров, не желаю более их слышать.

— Ты даже шанса дать не хочешь, — заметила Ведьма. — Словно боишься этих людей.

Она была рождена смертной женщиной и однажды умрет. Но Господин Всего Сущего не был рождён, а значит, не умрет никогда. В своём одиночестве он создавал тысячи миров, и все они неизменно умирали, оставляя после себя лишь отголоски воспоминаний, которые переплетись и смешались в его сознании. И вновь он оказывался в пустоте, среди мрака и льда, пока в триллионах лет отчаяния наконец не понял, что нельзя давать людям больше, чем они могут взять сами.

— Что плохого в даре? — спросила Ведьма, изящно изгибая правую бровь. Она жила миллионы лет, однако все ещё оставалась в цвете своей нежной красоты. — Превращать в проклятие данное самими Истоками…

— Ты не понимаешь, — Господин Всего Сущего шагнул вперёд, и температура вокруг него упала ещё ниже. — Иметь все — значит, не иметь ничего! Дар не станет даром, если будет у всех людей от рождения. О Ведьма, ведь красота в глазах смотрящего! Они сами выбирают, каким будет их удел.

— Но иные рождаются всегда, — Ведьма прищурила огненные глаза. — Их чистые дары способны перевернуть само мироздание. Карты вновь сказали, что вскоре они потянутся к Вратам.

— Знаю и без тебя, — отмахнулся мужчина. — Они не смогут открыть их все равно.