В подполье можно встретить только крыс…

И действительно больше не было. Но если бы я знал, какое это впечатление произведет на Завальнюка, то ни за что не говорил бы с ним так, как говорил. Я взял и с ним и с комдивом тон, которым хотел обрезать злостные поползновения на мои прерогативы. А таких поползновений не было. Комдив это сумел мне объяснить, и с ним мы открыто и честно подружились.

Иное дело с Завальнюком. Я его как подчиненного заставил замолчать, и он ушел в убеждении, что я его подозреваю в желании «подсидеть меня» и захватить мою должность. Володю я потом полюбил, как сына, как любимого ученика, а у него в душе, как оказалось, осталось убеждение, что я подозреваю его во враждебности ко мне.

Забегая несколько вперед, расскажу, как мне стало известно об этом.

Вечером 18 апреля 1945 года, то есть спустя семь месяцев после моего прибытия в дивизию, я был в 151-м полку, которым в то время командовал Завальнюк. Володя необычно много пил в этот вечер. Говорил, что на душе у него тоска, как бы предчувствие несчастья. И в этот же вечер он вдруг решил выговориться передо мною.

— Сегодня я вам выскажу все. Давно собирался. Да как-то не получалось. А сегодня уже откладывать некуда. Может, и вместе мы сидим последний раз. Ну так вот, я вам как на прощание скажу: вы были для меня действительно учителем. Я не скажу, что до вас я ничему не учился, нет, я учился всегда. Но учитель в военном деле для меня вы первый. Я даже жесты, интонации вашего голоса старался перенимать, не говоря о действиях, поступках, объяснениях. Я вас просто любил. Но меня всегда удерживала ваша неприязнь ко мне. Ну за что вы меня ненавидели? Вы решили, что я на вашу должность целюсь? Какой я вам конкурент! Мне все время хотелось вашего доброго слова, а вы всегда с подозрением.

И сколько я его ни убеждал, переубедить так и не смог.

19 апреля с утра полк начал готовить частную операцию по захвату высоты. Орудия прямой наводки полка были выдвинуты на скат, обращенный к намечаемой для атаки высоте. Методическим огнем они начали подавлять огневые точки. Завальнюк организовал свой наблюдательный пункт (НП) в районе расположения орудий прямой наводки. Противник огнем с дальней дистанции начал обстрел этого района. Снаряды стали рваться и в районе НП Завальнюка. И Завальнюк, умница Завальнюк додумывается до того, до чего вряд ли бы додумались многие. Его предложение: самой маленькой группой — он, командир орудий прямой наводки и командир поддерживающего дивизиона, три человека, — выходят на сто пятьдесят, двести метров вперед орудий прямой наводки и ведут наблюдение; для связи телефонист с аппаратом располагается за этой офицерской группой в пятидесяти метрах. Расчет: по трем свободно лежащим людям артиллерия вести огня не будет. И не вела. В районе орудий прямой наводки все время рвутся снаряды, а трое наблюдателей (головы вместе, ноги врозь) полукругом. Лежат спокойно. Ни один снаряд не летит к ним. И вдруг — недоносок (снаряд, летящий не туда, куда нацелен, а ближе; недоносок бывает из-за того, что дополнительный пороховой заряд почему-то утратил часть своей несущей силы: отсырел, подмок…) И этот недоносок падает в центре полукруга наблюдателей. Все убиты. Завальнюку оторвало голову. Остаток обиды на меня он так и унес с собой. Похоронили всех троих в братской могиле в тот же день. Я не в силах вспомнить всех погибших.

Как много их, друзей хороших,
Лежать осталось в темноте
У незнакомого поселка
На безымянной высоте.

Но я забежал вперед — в раннюю весну 1945 года. А пока только вторая половина августа 1944 года, и я вхожу в курс дел. Неожиданно встретил знакомого. В кисловодском санатории занимал комнату рядом с нами подполковник, Герой Советского Союза Леусенко Иван Михайлович, с женой Верой. Мы познакомились в первый же день. Потом подружились и проводили время вместе. И вот я встречаю их здесь. Оказывается, Иван Михайлович командовал полком в этой дивизии; в Кисловодск ездил в отпуск. Обрадовался им, как родным, и как-то вся дивизия от их присутствия стала мне и роднее и ближе. Дел у меня было невпроворот. Перво-наперво надо было проверить расположение войск в обороне, организовать ввод в строй прибывающего пополнения. Дивизия в предыдущих боях была основательно обескровлена; понемногу пополнялась. При мне уже дважды раздавали пополнение полкам. Просматривая проект второй ведомости распределения пополнения, я обращаю внимание, что 129-му полку, как и в первый раз, дается самое большое по численности пополнение, 151-му полку поменьше, а 310-му (Леусенко) вообще ничего.

— Почему так распределяете? — спрашиваю нач. отделения укомплектования майора Беленкова.

— Приказ комдива.

Пошел к Смирнову. Обратил его внимание на эту ненормальность.

— Да! — говорит он. — Это действительно мои указания. У Александрова в полку (129-м) почти никого в ротах, а у Леусенко среднеукомплектованный полк.

— А что, эти полки разные задачи выполняли или, может, 129-й не получал пополнения ранее?