Но Журавлев меня почти не использовал. Я выступил на двух армейских совещаниях, посвященных подготовке войск к боевым действиям в горах, и уехал к месту назначения. И все же я пробыл там достаточно, чтоб «оставить след в истории». Я участвовал в совещании, на котором выступали начальник политотдела 18-й армии полковник Брежнев Леонид Ильич и я. На снимке, опубликованном в «Правде», политотдельский фотограф запечатлел свое начальство во время выступления, во весь его могучий рост. Я в это время, скромно примостившись на корточках, делал записи для своего предстоящего выступления и каким-то образом попал в кадр. Фотография в «Правде» — это явный недосмотр. Но откуда нынешним редакторам знать в лицо какого-то диссидента, да еще в том виде, как он выглядел более тридцати лет назад.
Отправился я из армии на попутных машинах. Решил ехать (из района Станислава) в Делятин, где дислоцировался штаб дивизии, через Коломыю — место дислокации штаба корпуса. Начальнику штаба, поскольку он не первое лицо в дивизии, необязательно представляться командиру корпуса. Но я рассудил — кашу маслом не испортишь. Тем более, что с комкором Гастиловичем, бывшим во время моей учебы слушателем старшего курса Академии Генерального штаба, а затем преподавателем, отношения в академии были если и не дружеские, то уважительные и доброжелательные.
Встреча была теплой. Долго говорили о делах. Обстановка беседы — преподавателя со слушателем. Я был доволен, что заехал. Потом был заказан обед. Поели, выпили. Разговор продолжался в прежнем дружелюбном тоне, но появились новые мотивы. Я начинал понимать, что отношения у Гастиловича с моим командиром дивизии, мягко скажем, натянутые. Он несколько раз намекнул, что ему приятней было бы видеть меня на этом посту. О командире дивизии говорил неуважительно, явно настраивая меня против него. Мне это было неприятно, и я долго обдумывал, как бы сбить его с этой темы и не настроить против себя, не превратить в своего врага.
— Товарищ генерал-лейтенант! — заговорил я наконец. — Вы знаете мое отношение к вам. Еще в академии я привык относиться с уважением и доверием к каждому вашему слову. И сейчас верю, что вы говорите о моем комдиве одну только правду. Но поймите мое положение: я начальник штаба, то есть не только руководитель управляющего дивизией органа, но и отражение комдива. Я либо действую, как и командир, либо обязан оставить должность. Поэтому позвольте мне забыть все, что я слышал о своем командире, и сохранить нейтралитет. Это не значит, конечно, что я поддержу комдива, если он захочет уклониться от выполнения вашего приказа или будет действовать вопреки вашим указаниям. В таких случаях, могу вас уверить, я свой долг выполню и донесу вам.
Он согласился со мной. И мы расстались по-дружески. Но от стычки с ним меня это не уберегло. Однако не будем забегать вперед.
В роли своего предшественника в дивизии я действительно встретил однокурсника по Академии Генерального щтаба генерал-майора Подушкина. Он обрадовался моему приезду. С этим событием кончался его штрафной срок. Мы поговорили, вспомнив однокурсников, чья судьба была известна ему или мне. От него первого я услышал: «Нерянин пошел в услужение к немцам». Мне не верилось, но он убежденно настаивал на том, что его сообщения верны. Утром он уехал. Я пошел познакомиться с офицерами штаба, побывал в частях, познакомился с командирами и штабами. Дивизия находилась в обороне. Противник — венгры — тоже не имел ни сил, ни желания наступать. Вечером зашел к командиру дивизии, доложил о проделанном и заключил: «Считаю, что с сего часа в должность вступил. Так что прошу спрашивать по полной ответствен ности».
— Спасибо! — с теплом в голосе сказал он. — Идите отдыхать.
Проснувшись следующим утром, заказал завтрак и позвонил в опе-ротделение.
— Завальнюка! (нач. оперотделения. — П. Г.)
— А его нет.
— А где же он?
— А они с командиром куда-то уехали.
— Доложите, когда возвратится.
Через несколько часов заходит сам Завальнюк.
— Вы вызывали?
— Да, вызывал. Утром вы без моего ведома куда-то уехали. Я надеюсь, что это было в первый и последний раз.
— Это ком…
— Мне не надо никаких объяснений. Свое требование я изложил. Если подобное повторится, как это ни жаль, нам вместе не работать. Идите! — Завальнюк ушел, а я тут же направился к комдиву.
— Входите, входите, — приветливо и весело встретил он меня. Но я был строго официален.
— Товарищ генерал-майор, сегодня утром вы взяли с собой куда-то — верю, по важному делу — моего заместителя. Я прошу вас, если вы и дальше собираетесь командовать моими подчиненными через мою голову, откомандировать меня в корпус. Я не буду начальником штаба в дивизии, где меня не уважает сам комдив.
— Простите, Петр Григорьевич… да вы садитесь. Тут получилось все совершенно непроизвольно. Я поступил, как делал при Подушкине. Он не был заинтересован в этой работе и ничего не хотел делать. Я привык работать с Завальнюком. И сегодня поступил так же, больше этого не будет.